Олег Помозов - День освобождения Сибири

Активность в плане разведки на территории Сибири стали к тому времени проявлять, кроме англичан, французов и японцев, также и американские дипломаты. Так руководителем всего иностранного консульского корпуса в Иркутске [311]стал в конце весны 1918 г. американец Э. Гаррис, сменивший на этом посту французского консула А. Буржуа, основательно к тому времени скомпрометировавшего себя в глазах большевиков. Он в декабре

1917 г. оказывал всяческую поддержку восставшим против власти Советов юнкерам и политикам из оппозиционного лагеря, а в начале 1918 г. засветился, что называется, и на почве установления «неофициальных» связей с иркутским подпольным движением. В то же самое временя, о котором сейчас идёт речь, в Иркутск прибыл и американский военный атташе в Китае Дрисдейл, что ещё раз подтверждает факт активизации деятельности американской политической разведки в Сибири. Дрисдейл принял участие, как свидетельствуют источники, в совещании представителей всего иностранного дипломатического корпуса, на котором, видимо, и удалось окончательно согласовать все оставшиеся ещё неразрешёнными вопросы, касавшиеся предстоящего широкомасштабного вооруженного восстания.

Вследствие всех этих мероприятий иркутские подпольщики также получили, надо полагать, самую свежую и подробную информацию, что называется, из первых рук и точно так же, как и их западносибирские собратья по борьбе, вынуждены были в соответствии с новыми инструкциями произвести необходимые изменения в своих руководящих структурах. Именно поэтому в мае во главе иркутской подпольной организации вместо поручика-эсера Н.С. Калашникова встал сорокатрёхлетний боевой полковник Александр Васильевич Эллерц (подпольный псевдоним — Усов), командовавший на полях Первой мировой войны 58-м Сибирским стрелковым полком. Его юрисдикция, как руководителя, распространялась, согласно прежним указаниям военного министра Краковецкого, и на другие подпольные организации Восточно-Сибирского военного округа: до Читы — на востоке и до Канска и Нижнеудинска — на западе. Николай Калашников в результате вынужденных перестановок занял должность заместителя Эллерц-Усова по политической части. Таким образом, и в Иркутском подпольном военном округе в мае всё оказалось преобразовано в соответствии со вновь утверждённым планом, так что осталось только объявить в нужный момент долгожданный день и час «Х».

На период ликвидации в Сибири земских и городских самоуправлений, то есть на февраль-март 1918 г., пришёлся и целый ряд антибольшевистских выступлений вооружённого характера. Одним из первых среди них стал славгородский мятеж, случившийся в середине февраля и приведший к тому, что советская власть в этом городе была парализована в течение нескольких дней. О славгородских событиях писала тогда в одной из своих статей близкая к большевикам томская газета «Знамя революции» (№ 37 за 1918 г.). По её сведениям, отправной точкой случившихся беспорядков послужило, в частности, то обстоятельство, что в конце января в целях борьбы со спекуляцией исполком Славгородского совдепа создал специальную учётную комиссию, призванную произвести ревизию имеющихся у местных торговцев товаров с последующим обложением их так называемым «справедливым процентом».

И вот, когда члены данной комиссии в ближайший же базарный день 16 февраля, взяв с собой несколько вооруженных красногвардейцев, прибыли на рынок с целью досмотра и учёта товаров, эта вполне мирная акция неожиданно приобрела характер вооружённого конфликта, а вскоре разрослась, что называется, до масштабов настоящего политического бедствия в городе. Появление на многолюдной толкучке [312]хотя и небольшого, но всё-таки вооруженного и притом решительно настроенного отряда вполне естественным образом произвело далеко не самое радостное впечатление на покупателей, продавцов и особенно на криминалитет рынка. В результате народ стал волноваться, а вскоре началась настоящая паника, вызванная несколькими выстрелами, одним из которых случайно была ранена женщина.

После этого уже вконец перепуганная толпа покупателей дружно направилась к выходу от греха подальше да восвояси, а некоторые так и вообще ретировались, что называется, во всю прыть с места происшествия, опасаясь того, что стрельба (или перестрелка) может возобновиться вновь. Так всё происходило вначале. Однако вскоре ситуация на рынке поменялась абсолютно в противоположную сторону. Часть местных торговцев, находившихся в тот момент в толпе, — из тех, кто оказался посмелее, — стала, напротив, увлекая за собой остальных, потихоньку наступать и плотным кольцом окружать немногочисленных красногвардейцев. И вот, уже сомкнувшись вокруг незваных гостей, люди поднадавили как следует и, приблизившись вплотную, просто взяли да и разоружили никак не ожидавших такого разворота событий и от того немного оторопевших членов учетной комиссии вместе со всей их охраной.

Председатель комиссии товарищ Тимошин пытался утихомирить агрессивно настроенную толпу, угрожая ей своим наганом, но он был также очень легко и быстро обезоружен да ещё и прилично избит при этом. «Эге, да у него леворвер, так, значит, он и есть всему тут самый главный! А ну, ребята, поддай ему как следоват!..». В общем, так неожиданно осложнившиеся обстоятельства могли окончиться для председателя учётной комиссии, а может быть, и не только для него весьма и весьма плачевно, не явись в тот момент на рынок наряд городской милиции, который выручил исполкомовских чиновников, а также их охранников из рук перевозбуждённой и вконец осмелевшей толпы.

Однако начальник славгородской милиции (фамилию которого, к сожалению, упомянутое газетное сообщение для нас не сохранило), назначенный на свою должность ещё при прежних — земских — порядках, считал себя, прежде всего, слугой закона, а не власти. Поэтому вызволенного из самосудного плена Тимошина, несмотря на то, что тот являлся большевиком, то есть представителем правящей в стране партии, он не отпустил, а, напротив, задержал и, более того, посадил, как констатировало «Знамя революции», «в каталажку» для дальнейшего разбирательства по достаточно громкому в прямом и переносном смысле слова происшествию на толкучке.

Вместе с тем такая в общем-то вполне обычная процедура, осуществлённая сотрудниками муниципальной милиции, неожиданно вызвала не совсем адекватную реакцию у некоторой части городского населения и в первую очередь отразилась на настроениях местной славгородской буржуазии, которая восприняла арест большевика Тимошина, ни больше и ни меньше, как сигнал к началу свержения советской власти в городе. И действительно, тут же, что называется, по горячим следам представители городского торгового капитала стали призывать население к погромным действиям в отношении большевиков, и это, как констатировало в своей заметке «Красное знамя», почти сразу же возымело соответствующий эффект.