Олег Помозов - День освобождения Сибири

Переименована в этот же период была и Акмолинская область, названная — по своему крупнейшему городскому центру — Омской.

Интересно, что резолюция по поводу вооруженного сопротивления диктатуре большевиков не предусматривала, однако, что называется, беспощадной борьбы с Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, поскольку значительная часть делегатов конференции посчитала их органами, защищающими классовые интересы трудящихся и поэтому нуждающимися при любом раскладе не в роспуске, а, напротив, в защите со стороны эсеровской партии.

Состоял из семи членов и семи кандидатов.

Достаточно известная в начале ХХ века писательница Надежда Александровна Лохвицкая (литературный псевдоним Тэффи) так, например, описывала Гришина-Алмазова: «Собеседником он был милым и приятным. Любил говорить фразами одного персонажа из «Леона Дрея» Юшкевича. Сегодня очень холодно. Подчеркиваю: «очень». Удобно ли вам в этой комнате? Подчеркиваю: «вам». Есть у вас книги для чтения? Подчеркиваю: «для».

На поприще идеологии, как нам представляется, большевики имели свою очень большую «ахиллесову пяту». Несмотря на предельно строгую цензуру, обеспечивавшую почти полную защиту от буржуазного «тлетворного» влияния, внутри идеологического сектора далеко не всё, как оказалось, было в порядке с подбором кадров. Так, стоило кому-нибудь из политических оппонентов или даже скрытому врагу режима замаскироваться, что называется, под красного «агитатора, горлана-главаря», как ему тут же выписывали «индульгенцию», то есть прощали все прошлые грехи, а также будущие и закрывали глаза даже на любые незначительные политические проделки, ограничивавшиеся, впрочем, как правило, лишь ночными посиделками на кухне с друзьями по цеху. И вся эта ложь затевалась только ради того, чтобы деятели разного вида искусств с прежним рвением продолжали агитировать за советскую власть. Сколько таких латентных врагов кормилось (и хорошо кормилось) под боком сначала у большевиков, а потом и у сменивших их коммунистов в различного рода пролеткультовских организациях, теперь их, конечно, не перечесть, но имя им легион, как говорится. Вот взять хотя бы славное семейство Михалковых. Отец сочинял стихотворные гимны советской власти, два его сына прославляли, как могли, её в своих фильмах. Но, стоило только коммунистическому режиму пасть, семья сразу же поменяла окрас: так, например, младший, на что-то ещё способный к тому времени, сразу же выписавшийся из коммунистов и ставший «государственником», выдал два омерзительно липких «киношедевра» примитивнейшей антисоветчины, на одну общую тему: «Посмотрите, господа из Голливуда, как я лучше всех умею бить лежачего».

Поразительно вместе с тем, но, допустим, Варлам Шаламов, до конца дней, отпущенных ему на этом свете, верил в идеалы социалистической революции и советской власти, и это, несмотря даже на то, — что совковая власть с ним сделала, когда он свои лучшие годы провёл за колючей проволокой ГУЛАГа под маркой «врага народа», а освободившись, окончил жизнь на железной койке сумасшедшего дома (и отсюда, возможно, прямо в рай, — в свой, коммунистический, конечно)… Ян Гус, как известно, такое отношение к пророкам в своём отечестве называл святой простотой. Не берёмся спорить с великим революционером-реформатором, но, на наш взгляд, такая «простота» — хуже самого последнего воровства…

В режиссёрской версии Петра Чардынина фильм назывался ещё более романтично — «Позабудь про камин, в нём погасли огни».

Были даны последним во время допросов в ЧК после окончания Гражданской войны.

Эти сведения П.С. Парфёнов-Алтайский получил от самого Коншина, который так же, как и капитан Василенко, по окончании Гражданской войны попал в руки сибирских чекистов. Кстати, то, что Коншин и Василенко — бывшие подпольщики — не ушли вместе с другими колчаковцами на Дальний Восток, а тайно осели где-то в Сибири, свидетельствует, возможно, о том, что они были специально оставлены, как имеющие опыт, в качестве организаторов новой нелегальной сети в сибирских городах. К сожалению, все документы по этому и другим очень интересным вопросам до сих пор хранятся за семью печатями в архивах КГБ-ФСБ и там, по всей видимости, так и пролежат без широкого научного употребления ещё очень и очень долго.

У Парфёнова — полковником, что неверно. Звание полковника тридцатидвухлетний Александр Дмитриевич Сыромятников получил уже в ходе Гражданской войны.

Главным мероприятием данного заговора должен был стать летом 1918 г. общероссийский правоэсеровский мятеж, основные оперативные действия которого планировалось развернуть в Сибири, на Волге и, наконец, в непосредственной близости от Москвы, в Ярославле. Последнее по счёту, но не по значению вооруженное выступление поручили организовать, а потом и возглавить Борису Савинкову. После захвата Ярославля от него совсем уже рядом находилась Москва, на что, собственно, больше всего и рассчитывали иностранные резиденты и поэтому возлагали на группу Савинкова очень большие надежды. Но здесь они сильно просчитались: к их плохо скрываемому разочарованию, ярославский мятеж, единственный из всех, неожиданно провалился (в Сибири и на Волге, впрочем, могло произойти то же самое, если бы восставшим русским не помогли чехословацкие легионеры). После случившегося про Савинкова, что называется, надолго забыли его давние заграничные покровители. Небезынтересно, наверное, в связи с этим будет узнать, что Борис Викторович Савинков родился на Украине в Харькове, потом с родителями переехал в Польшу, входившую тогда в состав Российской империи. В Варшавской гимназии он познакомился с Иваном Каляевым, в скором времени ставшим одним из самых знаменитых эсеровских террористов, мать последнего являлась полькой по национальности. В Харькове же родился, а потом в Польше оказался завербован революционерами и военный министр ВПАС Аркадий Краковецкий. Основатель ВЧК Феликс Дзержинский, отправивший на тот свет не одну тысячу русских патриотов, также, как известно, был по крови поляк, да к тому же ещё и дворянин, шляхтич. А католическая Польша ещё в период средневековья стала передовым форпостом западноевропейских секретных операций в их борьбе против России.

Вторым мероприятием «заговора послов» стало убийство в июле того же 1918 г. германского посла в России, графа фон Мирбаха, осуществлённого при активном участии чекиста Якова Блюмкина — давнего знакомого Сиднея Рейли ещё по Одессе. Яков Блюмкин (Симха-Янкев Гершевич Блюмкин) — один из прототипов знаменитого Штирлица, придуманного Юлианом Семёновым (настоящая фамилия писателя — Ляндрес), зятем, кстати, Сергея Михалкова.