Константин Романенко - Если бы не сталинские репрессии!. Как Вождь спас СССР.

Марков Г. Н. — пом. по политчасти военно-учебн. завед. Киевск. ВО.

Хайт Н. М. — нач. научно-исследовательского химич. института ВМС.

Любович А. М. — начальник связи РККА.

Милейковский И. М. - начальник НИИ войск связи РККА.

Гурвич А. И. — нач. НИИ по технике связи Развед. Управл.[145].

Пожалуй, даже нет смысла разбираться, как «полководили» армией начальники военно-политических академий, школ и кафедр военных учреждений, но в том, что эти единородцы Гамарника и ­ Фельдмана оказались на престижных должностях в военных учебных заведениях, был не перст судьбы и не природные таланты. Ничто так не способствует продвижению по служебной лестнице, как своевременная поддержка вышестоящим руководителем, особенно если того связывает с подчиненным нечто большее, чем игра в покер или любовь к литературе.

В публикациях нет сведений о причинах ареста на­чальника связи РККА Любовича и НИИ войск связи Милейковского; однако известно, что именно отсутствие связи при управлении войсками стало одной из главных причин неудач армии на начальном этапе войны.

Еще одним из известных «полководцев», просидевшим всю войну в лагере, оказался и комкор А. И. Тодорский. Он вступил в РКП(б) в 1918 году и тогда же написал книгу «Год войны с винтовкой и плугом», отмеченную В. И. Ле­ниным. После окончания в 1927 году Военной академии имени М. В. Фрунзе он служил командиром стрелкового корпуса, помощником командующего Белорусским военным округом, начальником и комиссаром Военно-воздушной академии. В 1936 году его назначили начальником Управления военно-учебных заведений. Достойный пост имела и его жена Рузя Иосифовна, возглавлявшая техническое бюро № 7 Наркомата оборонной промышленности.

И тем не менее Тодорский относил себя к разряду «обиженных». Хотя должность начальника управления была значимой и заметной, он считал себя вправе рассчи­тывать на большее - к примеру, на пост командующего округом. Да и звание «комкор» он находил для себя недостаточно престижным. В книге «Красная армия на Голгофе» Н. Черушев иронизирует по этому поводу: «Подумать только - на Военно-хозяйственной академии мало кому известный Шифрес получил четыре ромба, а ему, которого цитировал сам Ленин, дали всего лишь три».

Однако в повышении начальственного статуса комкору не смог помочь даже «свой человек» — главный кадровик Красной Армии Борис Фельдман. Прекрасные отно­шения с Фельдманом, — как с Якиром, Корком и Эйдеманом, — у Тодорского сложились еще с 1928 года, когда они вместе находились в командировке в Германии. Видимо, поэтому ни на следствии, ни на судебном процессе ни Фельдман, ни Тухачевский не назвали его фамилии.

На вопрос, давал ли он еще кому-либо, кроме Нау­мова, Лапина и Хрусталева, задания по вредительству в системе воздушного флота, Тухачевский ответил: «Нет». На дополнительные вопросы: «А по центральному аппа­рату?», «А на местах?», ответ был тот же — «Нет». Тем не менее позже все подследственные в своих показаниях будут называть Тодорского доверенным человеком Фельдмана. Однако, перечисляя на следствии десятки во­енных, вовлеченных им в заговор, сам Фельдман имени Тодорского нигде не указал — «ни в качестве начальника Военно-воздушной академии, ни в качестве руководителя УВВУЗа». Поэтому после расстрела заговорщиков «Александр Иванович мог спать спокойно».

Между тем, пишет Н. Черушев, пока в течение 1937–1938 годов Тодорский находился на свободе — «трудился, отдыхал и даже пьянствовал, на него поступали показания лиц, арестованных за участие в военном заговоре, возглавляемом Тухачевским. Это не считая тех доносов, которые шли по оперативным каналам». К моменту ареста комкора «показания на него, как соучастника военного заговора, дали 12 человек из числа высшего ком- начсостава. В папке у следователя Баранова имелись свидетельства Е. С. Казанского, А. И. Сатина, Н. А. Ефимова, А. С. Булина, А. И. Седякина, М. Л. Ткачева, В. М. Орлова, М. М. Ланда, И. Я. Хорошилова, И. Л. Карпеля, М. А. Пантелеева».

В основном они касались деятельности Тодорского на посту начальника Военно-воздушной академии имени Жуковского и УВВУЗа. А в показаниях Карпеля и Пантелеева — однокурсников Александра Ивановича по Военной академии РККА — он характеризовался и еще «активным троцкистом».

Видимо, поэтому в июле 1938 года Тодорского сняли с поста начальника Военно-воздушной академии; 16 сентября его уволили из рядов РККА, а через два дня арестовали. 20 декабря он предстал на судебном процессе Военной коллегии Верховного Суда СССР. Отрицая часть обвинений, он признал участие «в заговоре, вербовке для него членов и вредительстве в Воздушной академии и УВ- ВУЗе», за что был приговорен «к 15 годам заключения в ИТЛ». Войну Красная Армия выиграла без него. Поэтому после освобождения он писал книги и очерки о «жертвах» репрессий, в том числе и о Тухачевском, которого еще в 1930 году даже призывал расстрелять за провал операции под Варшавой. Умер Тодорский в Москве на 71-м году жизни в 1965 году.

В принципе в том, что среди сотрудников учебных заведений было много людей, разделявших взгляды оппозиции и желавших поиграть в большую политику, не было ничего исключительного. «Интеллигентам» вообще свойственно стремление примкнуть к перспективному лидеру, в надежде на гарантии для обустройства собственного благополучия. Но еще больше «полководцев», озабоченных своей карьерой, было среди политических руководителей — в рядах комиссарского корпуса, где выдвиженцы Гамарника заняли главенствующее положение.

Начав свое восхождение на этажи власти еще с Гражданской войны, они считали вправе подняться на ступень выше, чем занимали. Как и гражданских государственных и партийных чиновников, в первую очередь их тоже волновали интересы собственной карьеры; возможность обрести более престижные посты в служебной иерархии. Но их личные позиции далеко не всегда были на стороне Сталина и его окружения.

Тем более что они не могли не заметить тенденцию, при которой основными фигурантами нашумевших процессов стали люди одной с ними национальности. Не решаясь говорить об этом публично, в узком кругу сослуживцев и людей, близких им по менталитету, они актив­но обсуждали такие темы, не скрывая своих убеждений. Как и того, что при возможности они готовы примкнуть к любому заговору, отвечавшему их собственным интересам. Зачем иметь убеждения, если о них нельзя даже «почесать языком»?

Однако человеческая натура такова, что после того как гром прогремел, когда повеяло запахом арестантских ка­мер и расстрельных подвалов, большинству стало уже не до идеологических убеждений и национальных приорите­тов. На воре горит шапка, а напуганный еретик стремится показать себя «большим католиком, чем римский папа». Рассчитывая получить «индульгенцию», теперь политра­ботники спешили сдавать своих коллег, не стесняясь при этом доносить и на своих «единородцев».