И Славин - Минувшее - пережитое

Ему очень понравился наш город. Как раз перед его приездом прошел дождь, который прибил пыль, освежил воздух и омыл зелень уличных деревьев и городского бульвара; проглянуло горячее солнце, под лучами которого и улицы, и деревья, и дома засветились яркими свежими красками. Муравьев был в восторге и долго после того, назначая кого-либо в Саратов, говорил: "Вы будете жить в прелестном городе".

Приезд Муравьева и его "ревизия" не оставили никаких ощутительных последствий, но некоторые из должностных лиц были представлены ему не в общей массе, а отдельно, наособицу. Таковыми были член суда А. С. Маслов и мировой судья Франц Адрианович Роговский. Маслов вскоре был назначен товарищем председателя, а Роговский - членом нашего саратовского суда. Больше никаких перемен не последовало.

К этому времени относилось введение суда присяжных заседателей в Оренбурге, Троицке и Астрахани. Открыв этот суд в Оренбурге и Троицке, Муравьев направлялся через Самару в Астрахань с тою же целью. Надо отметить, что в конце девяностых годов, с назначением Муравьева, в министерстве юстиции проявились новые, свежие веяния в смысле возврата к коренным началам судебных уставов 1864 г. К таким проявлениям следует отнести и введение суда присяжных в Оренбурге, Троицке и Астрахани. Был поставлен на очередь вопрос о введении такого суда в сибирских губерниях и даже на инородческих окраинах (Польша, Кавказ). До этих окраин суд присяжных не дошел. Но в первые годы XX в. Сибирь в значительной своей части уже имела суд присяжных заседателей. Чтобы оценить по достоинству эту меру, нужно только вспомнить, что незадолго перед тем в министерстве юстиции возбуждался вопрос о совершенном упразднении повсеместно суда присяжных заседателей.

Наряду с этими веяниями, имели место и распоряжения, которым трудно найти разумное основание. Так, в конце девяностых годов у нас, в Саратове, праздновался какой-то судебный юбилей - кажется, тридцатилетие введения и открытия выборного мирового института. По этому случаю, кроме официальной, казенной программы чествования, был в залах Коммерческого собрания устроен многолюдный обед по подписке. Обед был разрешен и состоялся. Но со стороны высшей губернской администрации последовал строгий приказ: "Не говорить никаких речей за этим обедом". О запрещении застольных слов и речей своевременно предупредил всех участвующих старший председатель судебной палаты. Так мы и прообедали, "положив хранение устам своим и дверь ограждения о устах своих".

Новые веяния, правда слабые и очень тонкие, к концу века проявлялись и в нашем министерстве внутренних дел. Чуялось несколько иное, более мягкое отношение к земскому и городскому самоуправлениям. Разрабатывался новый проект городового положения для Петербурга. Этот законопроект был окончательно утвержден и обнародован в 1903 г. Он положительно узаконял выборы гласных думы по участкам и лишил городского голову председательства в заседаниях Городской думы, установив особую должность председателя думы по всем вопросам и делам, подлежащим ее ведению и решению.

Это последнее новшество вносило радикальную перемену в общем строе городского управления. Давно, часто и многими указывалось на неудобство совместительства в лице городского головы председательства в распорядительном и исполнительном органах - в управе и думе. Но министерство упорно держалось такого порядка, по-видимому, усматривая в нем одну из гарантий благонамеренного поведения городских управлений, дающую возможность иметь под рукой в лице городского головы ответственного за ход дел и направление в работах городского управления. В 1903 г. оно отрешилось от этого предрассудка для Петербургского городского управления, оставив во всех остальных городах старый порядок совместительства. Невольно возникал вопрос: почему новшество признано возможным и удобным в Петербурге и не вводится в Москве, Киеве, Одессе, Саратове и т.д? На него никто не смог бы дать ответ, и нам в 1901 г. пришлось проводить выборы на новый срок по правилам городового положения 1892 г.

Прежде чем перейти к этим выборам, считаю нужным остановиться на одном из местных общественных деятелей, игравшем некоторую роль в этих выборах, - на незаурядном во всех отношениях деятеле графе Анатолии Дмитриевиче Нессельроде.

Родовитый, знатный, с историческим именем, богатый и большой землевладелец в Вольском уезде (с. Царевщина) граф А. Д. Нессельроде появился на саратовском горизонте в начале девяностых годов и вскоре сделался одним из самых крупных домовладельцев нашего города: он приобрел покупкой ряд смежных дворовых мест, сплошь капитально застроенных и в совокупности составивших домовладение, захватившее полквартала и выходящее на 3 улицы: Московскую, Приютскую и Царицынскую. Кроме того, он приобрел еще целый незастроенный пустопорожний квартал на окраине города, проданный им впоследствии казне под устройство винных складов.

Помимо своей родовитости, знатности и богатства, граф был человек особенный.

Внук известного канцлера, чисто русский по матери, урожденной княгини Друцкой-Соколинской, православный по вере, он детство, отрочество и раннюю юность (до 16 - 17 лет) провел за границей - во Франции, где в Париже и получил чисто французское воспитание и первоначальное образование. Французский язык был для него родным языком, на котором он лепетал с младенческих лет.

Русскому языку он обучился впоследствии - в юношеские годы. Говорил по-русски без заметного акцента, правильно; но, вслушиваясь в его русскую речь - медленную, тягучую, нельзя было не заметить, что он думает и соображает по-французски и переводит свои думы и мысли на русский язык, допуская иногда галлицизмы и своеобразные выражения (например, вместо "однородный" - "единородный"). Все же ко времени переезда в Саратов, когда ему было около сорока лет, он обладал вполне достаточным знанием русского языка и русской грамоты. Какой он имел русский образовательный ценз - я не знаю. Но надо полагать, что на правах экстерна он имел какой-либо диплом русского высшего учебного заведения.

В молодые годы, в 1880 - 1881 гг., он состоял при сенаторе Шамшине, ревизовавшем Саратовскую губернию. Затем некоторое, весьма короткое, время состоял товарищем прокурора Петербургского окружного суда. Но там он не поладил с своим высшим начальством. Рассказывают, что разлад принял очень острый и настолько оригинальный и своеобразный характер, что возбуждался вопрос о дуэли. После этого он оставил судебное ведомство и Россию и переехал в Париж, где купил себе дом (коттедж). Прожил он там около 10 лет, а затем появился в Саратове.

Что могло побудить этого русского аристократа, но европейца до мозга костей оставить Францию, о которой еще во времена Фамусова и Чацкого говорили: "нет в мире лучше края", - и предпочесть Парижу Саратов? Можно ответить только гадательно и предположительно. Может быть, этого требовали хозяйственные дела по имению, может быть, явилось желание поработать в качестве общественного деятеля на пользу родного края, а может быть, приближаясь к порогу старости, граф почуял зуд честолюбия и рассчитывал, идя по ступеням общественной и дворянско-сословной службы, сделать видную "государственную" карьеру.