Э. Фрежак - Аспазия

— Их приводил Алкаменес, — заметил Лампон, — он работает на нашу пользу. Он также принадлежит к числу людей, ненавидящих милезианку и обрадуется, когда она будет разлучена с Периклом. Он хочет отомстить женщине, изменившей ему, он уже раньше нас задумал заменить милезианку, в сердце Перикла, Теодотой. Ему только недостает должного оружия против Аспазии — мы доставим ему это оружие, надо дать знать Алкаменесу, чтобы он сговорился с коринфянкой.

Эльпиника подумала немного, затем сказала:

— Предоставь это мне, я знаю путь, которым это известие может дойти до ушей коринфянки…

Эльпиника рассказала все своему другу Полигноту, который был приятелем Агоракрита, злейшего врага Аспазии. Агоракрит передал увиденное Лампоном своему товарищу в мастерской Фидия и Алкаменес был в восторге, найдя случай отомстить гордой красавице.

Наступили Дионисии. Последние дни празднества предназначались для состязания трагической музы.

В первый день смотрели комедию Кратиноса, которая прошла среди всеобщего одобрения зрителей.

На следующий день снова началось представление; снова тридцать тысяч афинян сидело на каменных скамьях театра. Знатнейшие — на мраморных скамьях, в первом ряду, богатые — на принесенных с собою пурпуровых подушках, окруженные рабами, бедняки явились с несколькими фигами и оливками на целый, день, но как те так и другие все чувствовали себя афинскими гражданами, имеющими равные права чтобы судить произведения Софокла, Иона и Эврипида.

Театр был полон, виднелось только одно колеблющееся море человеческих голов. Слышен был громкий шум голосов, который все возрастал. В этот день должна была решиться участь Гиппоникоса и Пирилампа: партии обоих казалось готовы были вступить в рукопашный бой: раздавались громкие крики, сыпались насмешки.

Теодота была в числе зрителей, нарядно разодетая. Ее взгляд часто был направлен в ту сторону, где сидел Перикл, и он, в свою очередь, время от времени смотрел на Теодоту.

Наконец, среди всеобщего шума, раздался громкий голос глашатая, требовавший внимания. Принесена была жертва на алтарь Диониса, затем он провозгласил:

— Выходит хор Иона!

Представление трагедии Иона афиняне сопровождали громкими криками неодобрения. Затем следовало трагическое произведение Филоклеса. Но его пьесе не суждено было даже закончиться, так как гневные крики стали раздаваться вскоре после начала, затем послышался смех, свистки, топанье ногами.

После этой трагедии началась комедия. Потом выступил хор Эврипида. Его произведение тронуло сердца зрителей. Женщины были растроганы тем, что говорило чувству, мужчины увлечены блестящими мыслями, которыми было наполнено произведение, точно пурпурная ткань, вышитая золотыми нитями.

Роскошные костюмы хора были встречены восклицаниями изумления и восхищения; до сих пор зрители не видели ничего подобного. Когда пьеса закончилась, последовали громкие крики одобрения. Пириламп и его друзья были почти уверены в торжестве.

В короткий промежуток между окончанием этой трагедии и началом следующей, к скамье Перикла быстро подошел раб и подал ему свиток папируса.

Перикл развернул его и прочел:

«Софокл пробирается в дом Аспазии в вечерние сумерки».

Когда Перикл, прочитав записку, огляделся, ища взглядом ее подателя, тот уже исчез. Перикл был раздосадован.

Глашатай провозгласил:

— Выходит хор Софокла!

Началась трагедия любви. Перед афинянами разыгрывалось действие, в котором любовь представлялась в трех различных ипостасях: любви сестры, любви невесты и любви матери. Из любви к брату умирает Антигона, из любви к невесте умирает Гемон, из любви к сыну умирает Эвридика. Впечатление, произведенное трагедией Софокла на сердца зрителей было глубоко. Трагическое искусство еще никогда не было так прекрасно смягчено, так человечно и в тоже время так возвышенно. Никогда еще не было такого прекрасного пения, столь гармоничного и великолепно составленного во всех своих частях.

Когда ушел хор состязание окончилось, весь собравшийся народ такими громкими криками выражал свое одобрение Гиппоникосу, что судьи, не советуясь, отдали предпочтение автору Антигоны и объявили его победителем.

По обычаю, Софокл и Гиппоникос появились вместе на сцене, чтобы на глазах у народа получить венки из рук судей.

Трудно описать радость и гордость Гиппоникоса, точно также, как горькое разочарование Пирилампа и его приверженцев.

Когда Перикл выходил из театра, он вдруг увидел возле себя Теодоту. Она с улыбкой взглянула на него и, протянув руку, подала маленькую записку:

«Если желаешь узнать подробности о Софокле и Аспазии, приходи к Теодоте. Раб ждет тебя под колоннами Толоса и укажет вход в дом, через потайную дверь», — прочел Перикл.

Прежде чем Перикл успел решить, примет ли он это приглашение, он увидел Софокла, окруженного толпой друзей выслушивающего поздравления.

Увидев Перикла, поэт поспешил к нему навстречу. Перикл поздравил победителя.

— Благодарю тебя, — сказал Софокл, — но говори мне не как друг, а как беспристрастный судья.

С трудом подавляя то, что более всего занимало его в эту минуту, Перикл сказал:

— Знаешь, что заставило меня задуматься в твоей пьесе? Как и многих других, меня удивило, что рядом с узами крови, которые эллины привыкли с древних времен считать священными, ты поставил и любовь жениха к невесте. Это нововведение сильно занимает мой ум, но я еще не знаю был ли ты прав.

Затем Перикл прибавил:

— Мне кажется, под маскою вестника, ты прекрасно передал рассказ о смерти Гемона. Мне показалось, что я узнал твой голос, но кто играл Эвридику? Какой актер скрывался под маской этой царицы? Какое-то чувство волновало меня во время сцены, когда вы двое, ты — как вестник, он — как царица, стояли друг против друга. Я никогда не слышал, чтобы на сцене говорили так, как говорила эта царица. Кто, если не Полос, мог придать своему голосу такое очарованье?

— Нет, это был не Полос, — улыбаясь отвечал Софокл. — Ты сейчас говорил о нововведении в моей трагедии, было и еще одно нововведение, о котором до сих пор не знает ни одна человеческая душа, кроме меня и Гиппоникоса: в первый раз, на сцене, под маской, действительно скрывалась женщина…

— Кто же эта женщина, — спросил Перикл, — осмелившаяся вступить на подмостки, наперекор древним обычаям?

— Ты увидишь ее, — ответил Софокл, и через несколько мгновений подвел закутанную в покрывало женщину. Он отвел Перикла подальше от толпившегося народа:

— Неужели необходимо снимать покрывало, Перикл, чтобы ты узнал не только самую красивую, но и самую умную представительницу слабого пола?