Лев Исаков - Русская война: Утерянные и Потаённые

Сам по себе вырисовывается и тактический замысел боя, заслоняясь старыми кораблями как «щитом», выходя на дистанцию атаки при сближении (~ 35–40 кабельтовых), наносить удары новейшими броненосцами, нацеливая их на броненосцы неприятеля; а «Ослябей» с двумя сильнейшими броне-палубными крейсерами залетать к крейсерской оконечности японского строя, выклевывая крайних по одному замечательно точными продольными бортовыми залпами.

При этом строй старых кораблей тоже должен быть гибким, вибрирующим, рябящим движением, не допускающим последовательного расстрела русских судов наводимыми эскадренными залпами японской стороны, иначе это имеет характер перемены покойников на столе и только, а потеря 3–4 старых кораблей, пусть менее ощутимая для совокупной мощи эскадры, так ее ослабит, что бой обратится в несомненное поражение – продолжение сражения на следующий день невозможно, кроме как в форме «бегства – вперед» новых кораблей с надеждой проскочить во Владивосток на авось; т. е. чтобы не уподобляться расстрельной веревке или ломаемой палке строй старых кораблей должен также иметь особое тактическое членение.

У русского командующего было две возможности:

– Сформировать два отряда однотипных тихоходных кораблей; один из эскадренных броненосцев («Николай I», «Наварин», «Сысой Великий», «Нахимов»), другой из броненосцев береговой обороны («Ушаков», «Апраксин», «Сенявин»); но в этом случае из них только 2-й отряд явится соединением однотипных тактических единиц, в то время как первый сохранял характер «складочного места», лишь старики «Николай» и «Наварин» были сопоставимы по 35-калиберным 12-дюймовым орудиям, в то время как «Сысой» со своим современным 41, 5-калиберными 12-дюймовыми пушками не был сопоставим ни с ними, ни с «Нахимовым» с его 8-дюймовками; очевидный же перекос в мощи отрядов обращал их не в 2-е, а в полторы тактических единицы, и порождал в бою мучительную головную боль у командующего о защите береговых адмиралов» от неприятельских наездов.

– Либо создать равноценные тактические единицы уже не однотипных, а взаимодополняющих судов, и к этому склонял сам состав старых броненосных кораблей; если присчитать к нему еще броненосные крейсеры «Донской» и «Мономах», с которыми Рожественский вообще не знал, что делать и прогнал из боевой линии 16-узловых тихоходов к 23-узловым крейсерам Энквиста, то для таких комбинаций имелось 3 эскадренных броненосца, 3 броненосца береговой обороны, 3 броненосных крейсера – многозначительная подсказка свыше создать 3 тактических единицы, каждая из 1 эскадренного броненосца, 1 броненосца береговой обороны, 1 броненосного крейсера, соединив их вокруг совпадающего тактического качества; проще всего по скорости, чтобы лучше выдерживать ход и перестроения, уже как автономные соединения. При этом включение в состав броневого ядра «Донского» и «Мономаха», имевших полный пояс 6-дюймовой брони и более выносливых в артиллерийском бою, чем «Ослябя», компенсирует его вывод за пределы боевой линии, одновременно восполнит слабость старых броненосцев в средней артиллерии (имели по 6–8—10 152 мм пушек). Дополняющая разнотипность состава рождает и большую применимость к разнообразным формам боя, большую тактическую свободу; обращает не к тактическому обесцениванию – к тактическому взаимодействию.

Универсальные тактические единицы создавали предпосылки активного расчлененного боевого порядка и обеспечивали наилучшие возможности для действий ударного ядра (4–5 броненосцев) как на оконечностях строя, так и через интервалы линии, исключая вероятность охвата новейших кораблей противником, став, пожалуй, для того труднейшей проблемой. Кроме всего они явятся основой того наступательного боя «фронтом броненосцев», неизбежным при прорыве в узостях проливов, который опробовал Рожественский на учениях в Индийском океане и не мог его наладить – механическая смесь разномастных судов его не оформляла, на любой эволюции простое различие в скорости и маневренных свойствах рвало боевую линию как гнилую нитку; техника не опосредствовалась к тактике организационными средствами и беспощадно разрушала ее. Теперь, имея фронт не 9 кораблей, а трех тактических групп, и держа за интервалами или на флангах 5 новейших броненосцев, русские могли непрерывно давить ими на преграждающую путь линию японских кораблей, а при сближении сбивать ее короткими сокрушительными ударами броненосцев 1-го отряда, выскакивающими, как боёк в отбойном молотке через интервалы с расхождением за оконечности; на каждом прыжке снимая и разрушая наложенный эскадренный огонь по старым кораблям, и трудно уловимые таким по стремительности маневрирования, заставляя противника непрерывно отступать на принятом курсе.

Утрата теоретической возможности вести однородный эскадренный огонь для русской стороны была неощутима: ни состав артиллерии, ни навыки командования, ни выучка команд, ни средства связи таковой не позволяли.

В то же время легкообозримые, понятные, эти тактические единицы полагали ясное, прозрачное управление, могли быть быстро освоены командами, и 2–3 дня маневров и неделя совместного плавания дали бы командованию и экипажам необходимый минимум навыков взаимодействия.

Русская тактика, таким образом, становилась контр-тактикой к японской, основанной на слитных боевых порядках взаимодействующих индивидуально обнуленных единиц, организации централизованного эскадренного огня; развитой системе связи – все это следовало разрушить.

Если противник изготовился и привык к бою на дальних дистанциях – навязывать ему на ближних.

Если он привык бить по одной цели – заставить его разорваться на десять.

Если он широко использует радиосвязь – сделать ее невозможной, глуша передачи искрой всех радиостанций эскадры.

Если он ристает монолитом – навязать ему собачью свалку единоборств, сокрушающую восходящие степени порождающей мощь простой кооперации болтов и гаек.

Но это не уклонение в рыцарские поединки – создание кооперации нового типа, кооперации не единиц, основанной на единообразии «винтиков», а кооперации осмысленных групп – вот 4 броненосца типа «Суворов», внезапно вырастающие на оконечностях строя, или как «дьявол из машины» выскакивая из интервалов строя, они имеют считанные минуты огня на поражение всей мощью бронебойных снарядов избранную цель; значит этот огонь должен быть подавляюще сильным, т. е. и «четверку» надо разделить на две пары – две тактические единицы, чтобы при атаке выбранная жертва поражалась не менее чем 2-мя кораблями и по возможности более не докучала. Да, это были контуры новой тактики, которая в выстрадавших ее кровью на фронтах Первой мировой войны армиях получила название «групповой» – на флотах так и не сложилась и чудовищные кильватерные колонны по 20–30 линкоров Ютландского боя 1916 года, страшные как явившиеся в мир звери Апокалипсиса и… Совершенно беспомощные друг в отношении друга, по-вторившие Цусиму и так и не давшие вразумительного итога; обнаружилось, что в сопоставимых организациях сил ситуация принципиально патовая и 28 английских линкоров Джелико ничего не могут поделать против 18 германских линкоров Шеера, в то время как «группа» из 5 линейных крейсеров Хиппера разгромила 6 линейных крейсеров отряда Битти; в восходящих своих ступенях простая кооперация судов уже не возвышала их мощь над индивидуальной, а начинала сокращать общую силу боевой линии – громадная дубина начинала застревать в «узостях боя»; и это обнаружилось уже в Цусиме – в предельные моменты острых русских маневров, особенно в замечательном повороте на контркурс в 14.50 проведенном капитаном I ранга Бухвостовым, сорвавшем охват головы колонны, адмирал Того вынужден был переходить на раздельное маневрирование отрядами и начинать периоды расчлененного боя – ему в честь, что он к таким оказался готов. Правда, русский командующий не теоретизирует – ищет способы включить в сражение разнородный состав своих сил, обратить их потенциальные возможности в сокрушительные факторы…