Богдан Сушинский - Власов. Восхождение на эшафот

— После вашего откровения, господин рейхсфюрер, мне сам Бог велел быть предельно откровенным. Известно, что Власов добивается встречи с вами.

— Как и с фюрером.

— Однако фюрер вряд ли согласится принять русского генерала, поскольку ему трудно будет отречься от предубеждений относительно Русской Освободительной Армии, которые уже давно стали общеизвестными. Но было бы неплохо, если бы приняли его вы.

— Ну, допустим, приму…

— Тогда власовское движение стало бы приобретением СС, а не ведомства Розенберга. А то, что окончательно отказаться от власовцев мы не можем, ибо не то время, — уже ясно. Так что мы, в конце концов, теряем? Создавая полноценную русскую армию, мы получаем новых солдат, меняем отношение к себе славянского населения России, не говоря уже об отношении многих европейских политиков. Поскольку Власов — это ведь борьба не с целью захвата России, а с целью освобождения ее народов и всего мира от коммунистической чумы… Для меня как журналиста совершенно очевидно, что политическая выгода от нашей лояльности к власовцам еще более важна, чем сугубо военная.

— Но ведь вам известно, что в свое время я назвал Власова «большевистским подмастерьем мясника» [33] Это реальный исторический факт. .

— И при этом запретили мне каким бы то ни было образом поддерживать генерала и пропагандировать его воинские подразделения.

— Неужели я так низко пал? — иронично осклабился Гиммлер.

— Однако взгляды свои мы должны менять в соответствии с ситуацией и общей обстановкой. Хотя понятно, что Сталин — если только он узнал об этом высказывании — не в восторге от возведения его в ранг мясника.

— Скорцени называет его проще — «Кровавым Кобой», — презрительно поморщился рейхсфюрер СС.

— Он всего лишь повторяет кличку, которой этого «вождя всех времен и народов» давно наделили сами русские, исходя из подпольной клички самого Сталина [34] «Коба» — подпольная революционная кличка Сталина. .

— Однако оставим в покое этого… Кобу и обратимся к нашей действительности. Как вы себе представляете развитие русского движения в Германии, штандартенфюрер?

— Оно не будет иметь никакого влияния, пока мы не создадим русскую армию хотя бы в составе двух-трех стрелковых дивизий, с полком авиации и прочими приданными и вспомогательными частями. Это сразу же поднимет авторитет Власова и среди пленных, и среди будущих дезертиров. Кстати, во время операции «Зильберштрайф» [35] Пропагандистская операция «Зильберштрайф» была развернута в мае 1943 года с целью вызвать массовое дезертирство из рядов Красной Армии. Новинкой ее было то, что в листовках уже прямо говорилось о создании Русской Освободительной Армии, которая должна будет вместе с войсками рейха окончательно освободить народы России от коммунистов и способствовать созданию свободной России. Эти слова были сказаны генералом Власовым в августе 1942-го, во время его пребывания в лагере военнопленных под Винницей. мы добились достаточно большого потока перебежчиков. Но сейчас он резко сократился.

— А когда и в какой войне было такое, чтобы солдаты бежали из армии, которая наступает, в армию, которая терпит поражение? — пожал плечами Гиммлер.

— И все же поток перебежчиков уменьшается не только потому, что наши войска временно отступают. Просто русские солдаты не видят по ту сторону линии фронта полноценных частей власовской освободительной армии, не видят силы, которая способна будет заменить вермахт и возглавить сопротивление вконец распоясавшимся коммунистам, — вот в чем проблема!

— Справедливо, — согласился Гиммлер, останавливаясь у руин замка. — Народу нужен вождь-освободитель, нужен новый символ надежды — вот в чем проблема.

— А ведь уже спустя месяц после своего пленения генерал Власов сказал, — поспешно достал из кармана записную книжку редактор: — «Чтобы добиться победы над Советским Союзом, нужно ввести в бой против Красной Армии военнопленных. Ничто не подействует на красноармейцев так сильно, как выступление русских соединений на стороне немецких войск» [36] Эти слова были сказаны генералом Власовым в августе 1942-го, во время его пребывания в лагере военнопленных под Винницей. .

В самый разгар обсуждения, происходившего в «генеральском» зале, в дверях неожиданно появилась официантка. Открытое славянское лицо, еще не утратившие природную розоватость щеки; пухлые, жаждущие поцелуев, губы и опьяняюще крутые бедра.

Пока она ставила на стол котлеты с гречневым гарниром, все три генерала жадно прощупывали ее фигуру взглядами, а Трухин даже не удержался и сумел попридержать ее за дородный стан.

— Не могу, ох, не могу! — азартно повертел он головой, втягивая ноздрями хмельной запах тела официантки. — Настоящая украинская молодуха-молодица, из тех, от которых у меня особый мужской восторг. Скольких я пропустил через свои руки, скольких, впрочем, пардон… Нервы сдают, как порванные струны.

— Побереги их, драгун, они тебе еще понадобятся, — посоветовал Малышкин, который и сам пьянел от близости пышного женского тела.

Но как только официантка исчезла, генералы мгновенно забыли о ней. Последние события в Европе настолько круто замешивали их судьбы, что, может статься, вскоре им уже будет не до «молодух-молодиц», и даже не до собственного «мужского восторга».

— Кстати, а какова судьба нашего послания фюреру? [37] Речь идет о специальном послании, составленном генералами Власовым, Трухиным и Малышкиным, которое было передано фюреру через гросс-адмирала Дёница. Известно, что в нем генералы РОА пытались убедить фюрера изменить свое отношение к русским добровольческим частям. — поинтересовался Трухин, уже вовсю орудуя вилкой.

— Некоторое время мы с вами, господа генералы, действительно с надеждой ждали реакции фюрера на наше сдержанное, хорошо продуманное послание, но… Теперь мне уже точно известно, что его не последует. И кто знает, возможно, это даже к лучшему.

Генералы забыли о еде и удивленно уставились на командарма. Словно бы испытывая их терпение, Власов, наоборот, неспешно, сосредоточенно поглощал пищу.

— Что вы имеете в виду, товар… господин, — тут же исправился Трухин, — командующий?

В последнее время в штабе РОА жестко следили за тем, чтобы в обращении не употреблялось слово «товарищ». Немецкий офицер связи капитан Штрик-Штрикфельдт предупредил Власова, что кто-то донес в гестапо и в штаб Верховного командования, что русские офицеры продолжают обращаться друг к другу по канонам Красной Армии. Судя по всему, донос был составлен кем-то из бывших белогвардейцев, которые относились к «власовцам» с еще большим недоверием и подозрением, нежели немцы.