Богдан Сушинский - Власов. Восхождение на эшафот

— Это вопрос долга и чести, господин генерал.

— Что даже не подлежит обсуждению, — едва заметно ухмыльнулся Власов. — А вот с подробностями придется подождать, послушать, что говорит радио.

В кабинете командующего радио не было. Немецкий он понимал плоховато, а слушать русские радиостанции опасался.

Барон понял, чего от него хотят, поднялся и, взяв со стола фуражку, вежливо-учтиво откланялся.

— Простите, господин командующий, — вдруг остановился он уже в проеме двери, — но нам, очевидно, следует объявить тревогу, закрыть ворота и усилить охрану. Мало ли как будут складываться обстоятельства. У нас здесь как минимум шесть сотен вооруженных людей, и какое-то время мы способны…

— Объявлять тревогу не будем, гауптман. Зачем давать повод для ненужных толкований? Усилить охрану ворот — это да. Ну, еще можно объявить обычный, — подчеркиваю: самый обычный для нашей школы — тренировочный сбор, с выдачей оружия.

Барон вежливо и бесстрастно смотрел на командующего, но Власов уже знал, что по лицу гауптмана трудно определить, согласен он или возражает. Похоже, что некоторых людей мумифицируют не после смерти, а сразу после рождения. Барон — наглядный пример подобного святотатства.

— И еще, — задержал его Власов. — Разошлите посыльных по всем известным вам квартирам и «тайным любовным явкам». Офицеры РОА, находящиеся на этот час в Дабендорфе, должны немедленно явиться сюда. Никто из офицеров не имеет права оставлять территорию школы без моего разрешения.

— Очень важное решение, господин командующий. Мы не должны терять людей, а тем более — накликать на них подозрение.

Капитан Штрик-Штрикфельдт появился в Дабендорфе лишь во второй половине дня. Оставив машину у штаба, он сразу же направился к резиденции Власова.

Еще из окна командующий видел, как капитан идет к его двери своей легкой кошачьей походкой, и, по мере того, как он приближался, Власов начинал чувствовать себя все увереннее. Штрик-Штрикфельдт вернулся, а значит, понемногу все образуется.

— Вы все еще здесь, господин генерал?! Слава богу, — еще с порога произнес капитан, увидев командующего. — Я очень опасался, что вы решитесь ехать в Берлин.

— Именно это я и собираюсь сделать, — Власов стоял посреди комнаты с легким плащом стального цвета на руке, который брал с собой в дорогу, даже когда на улице стояла такая жара, как сегодня.

— Не советую, господин командующий, — Штрик-Штрикфельдт подошел к столу, снял фуражку и старательно вытер платком вспотевшую коротко остриженную седину. — Направляясь сюда, я успел побеседовать с генералом Геленом [43] Полковник, а затем генерал-майор Райнхард Гелен, начальник отдела «Иностранные армии востока» Генерального штаба сухопутных сил. После войны — один из создателей разведслужбы ФРГ, которую возглавлял до 1968 года. Умер в 1980 году. . Если помните, это по его протекции я был прикомандирован к вам.

— Тогда еще полковником Геленом, начальником отдела «Иностранные армии востока» Генерального штаба сухопутных сил. Я помню об этом человеке. Тем более что он, хотя и ненавязчиво, но все же напоминает о себе.

— Вот именно, ненавязчиво, — подтвердил Штрик-Штрикфельдт. — Так вот, в общем-то, мы немногое могли сказать друг другу по телефону, а у меня не было времени повидаться с ним, поскольку решил прямо из Остминистериума направиться к вам. Но совет он дал предельно мудрый. Сказал: «Срочно увези своего генерала! Сделай это как можно скорее!». Я спросил: «Куда?» «Как можно дальше от Берлина, — последовал ответ. — Когда дело дойдет до поиска врагов, — а до этого неминуемо дойдет, — то их понадобится очень много. А есть люди, которым на роду написано казаться врагами. Сам тоже в Берлине не мельтеши, не время сейчас».

Штрик-Штрикфельдту было уже под пятьдесят. Прибалтийский немец, получивший истинно петербургское воспитание — «изысканно-петербургское», как говаривал в подобных случаях полковник Сахаров, — он еще в Первую мировую успел повоевать под знаменами русской императорской армии. Уже одно это способно было вызывать у офицеров гестапо и СД вполне объяснимое недоверие к этому человеку. И действительно вызывало.

Прежде чем попасть в Германию, он сумел испытать себя в торговле, а проще — обзавестись магазинчиком на одной из улочек Старой Риги. Затем оказался в Польше, где тоже намеревался заняться коммерцией. Но в сорок первом, когда вермахту понадобилось немало офицеров, владеющих русским, он, подобно многим землякам-прибалтийцам, был призван в армию и направлен в штаб командующего группой армий фельдмаршала Федора фон Бока. Но вскоре оттуда, уже по рекомендации, как утверждают, самого фельдмаршала, был переведен в разведотдел Генерального штаба.

Для Власова оставалось полной загадкой, почему этот офицер, имеющий опыт двух войн, так до сих пор и не поднялся выше капитана. То ли где-то в Берлине у него оказался слишком влиятельный враг, то ли, по своей судьбе-злодейке, он принадлежал к тому множеству офицеров, которые есть в любой армии и о которых в русской говорили: «Хоть уважать и уважают, да во чинах не повышают!»

В любом случае Власов всегда чувствовал себя несколько неуютно от того, что офицером связи при нем состоит всего лишь капитан. Штрик-Штрикфельдту это тоже мешало решать многие вопросы на должном чиновничьем уровне. Тем не менее он умудрялся, изворачивался, налаживал новые связи…

— Что конкретно имел в виду Гелен?

— Естественно, то, что происходит сейчас в Берлине.

— Тогда мы начали разговор не с того конца. Речь должна идти не о моем спасении, а о том, что мы должны разобраться в ситуации.

— Пока что известно, что на Гитлера совершено покушение, но он остался жив. Несколько человек получили ранения, один, кажется, погиб; взрыв был мощнейшим — все это правда. Но фюрера, как всегда, спасло Провидение. Нет, в самом деле, без вмешательства высших сил здесь не обошлось. Хотя кое-кто утверждает, что он все же убит, однако его окружение по известным причинам пока что скрывает этот факт.

— Вы считаете, что это может серьезно отразиться на нашем движении?

— Серьезно оно может отразиться на нем лишь в том случае, когда отразится на вожде движения и командующем РОА. До всей той массы рядового и офицерского люда, которая толкается здесь, в Берлине сейчас никому дела нет. Разбираться будут на генеральском уровне, поскольку, чует мое сердце, «террористом-одиночкой» на сей раз дело не обойдется.

Только теперь Власов вернулся за стол, и, бросив на него плащ, осторожно, словно боялся кого-то потревожить, опустился в кресло.

— У нас нет времени, господин командующий, — удивленно взглянул на него Штрик-Штрикфельдт. — У нас решительно нет времени. Мы выезжаем. Сейчас же, немедленно.