Альберт Манфред(Отв.редактор) - История Франции т. 2

Установление бонапартистского режима стало возможным во Франции потому, что в результате революции 1848 г. силы пролетариата и буржуазии оказались более или менее уравновешивающими друг друга. Ни один из этих классов не завоевал в ходе революции прочного перевеса над другим. Вступление экономики Франции, как и других развитых капиталистических стран, на рубеже 40-х и 50-х годов в полосу высокого подъема, сменившего экономический кризис и депрессию предшествовавших лет, облегчило Луи Бонапарту осуществление государственного переворота. Оно обеспечило ему «нейтралитет громадного большинства рабочего класса» [472] К. Маркс и Ф· Энгельс¦ Соч., т. 8, стр. 237. , который к тому же не имел никакого желания после июньской бойни 1848 г. отстаивать парламентарную республику, возглавляемую крупной буржуазией в лице «партии порядка» [473] Вопрос о классовой природе бонапартизма совершенно неверно освещен в работе М. Рюбеля, который рассматривает бонапартизм как государственную форму, ставшую доминирующей в XX в.: «Бонапартизм стал судьбой современного мира» (M. Rubel. Karl Marx devant le bonapartisme. Paris — La Haye, 1960, p. 160). .

Облеченный — согласно январской конституции 1852 г. — всей полнотой исполнительной власти, Наполеон III не замедлил почти полностью завершить уничтожение демократических завоеваний революции 1848 г., начатое при его участии до государственного переворота 1851 г. и продолженное после него. Единственный институт, сохраненный от революции, — всеобщее избирательное право, распространявшееся, в соответствии с конституцией, на всех граждан, достигших 21 года, и выражавшееся в форме парламентских выборов и плебисцитов, — и тот был фактически превращен в орудие личной власти императора.

В стране осталась одна лишь видимость парламентского режима. Голосование в периоды выборов происходило при неприкрытом, грубом давлении на избирателей со стороны официальных властей, широко практиковавших запугивание и террор. В таких условиях ни одна из двух палат бонапартистской империи — не только сенат, 150 членов которого назначались пожизненно императором, но и законодательный корпус, состоявший из 251 депутата, избираемого всеобщей подачей голосов, — не выражала воли французского народа, перед которым, согласно букве конституции, был ответствен император. Всемерное покровительство так называемым официальным кандидатам, ставленникам правительства поддерживаемым на местах префектами и мэрами, и, наряду с этим, всевозможные препятствия, чинимые кандидатам, не пользовавшимся поддержкой правительства, произвольное установление границ избирательных округов, при котором промышленные города частично присоединялись для голосования к сельским местностям, право мэров уносить к себе домой в конце первого дня голосования урны с бюллетенями [474] Голосование длилось два дня. , в значительной мере предопределяли консервативный, в подавляющем большинстве верноподданический состав законодательного корпуса. Правда, в бонапартистской палате было немало орлеанистов, лишь формально присоединившихся к империи.

Полномочия законодательного корпуса были крайне ограниченны. Согласно сенатус-консульту от 25 декабря 1852 г., его компетенция в области бюджета, кредитов и в других вопросах, подлежавших обсуждению, была очень мала. Законодательная инициатива исходила не от него, а от стоявшего над ним государственного совета, члены которого назначались императором. Функции законодательного корпуса на деле сводились лишь к формальному обсуждению и утверждению в целом во время его ежегодных трехмесячных сессий представленных ему готовых законопроектов без права внесения в них существенных поправок или дополнений. Депутаты законодательного корпуса были лишены также права избирать своего председателя; его назначал император. Ни одна из палат не была правомочна публиковать протоколы своих заседаний, а должна была довольствоваться краткими отчетами о них [475] В виде своеобразной «компенсации» за эту урезку прав законодательного корпуса его членам было увеличено жалование. .

Печать была подчинена строжайшей полицейской регламентации. До 10 июня 1853 г. она находилась в ведении восстановленного министерства полиции, после чего перешла в распоряжение министерства внутренних дел. Закон от 17 февраля 1852 г. о печати, объявлявший обязательными предварительное правительственное разрешение на издание любого политического органа, как и утверждение его главного редактора министром внутренних дел, вводивший вдвое больший, чем прежде, денежный залог и гербовый сбор, делал фактически невозможным существование демократической печати. Либеральная газета «Сиекль», претендовавшая на роль оппозиционного республиканского органа, в действительности покорно подчинялась указаниям правительства, с которым, по некоторым сведениям, поддерживала негласную связь [476] D. Y. Kulstein. Government Propaganda and the Press during the Second Empire. — «Gazette», Leiden, 1964, vol. X, N 2, p. 134–135. .

Ее антиклерикальный тон, привлекавший к ней парижскую буржуазию, был в некотором роде на руку бонапартистским властям.

Помимо официального «Монитёр», правительственный курс представляли три другие крупные газеты: «Конститюсионель», «Ле Пейи», «Ля Патри». Владельцем первых двух был известный в то время финансист Леон Мирес, владельцем третьей — банкир Деламар, «один из виднейших парижских биржевиков» [477] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7. стр. 312. . До начала 60-х годов лишь очень немногие органы печати представляли оппозиционные буржуазные партии. Наиболее видными из них были: орлеанистская «Журналь де Деба», легитимистские «Юнион» и «Газет де Франс», орган сторонников слияния обеих династий «Ассамбле Насиональ», газета «Ля Пресс», не имевшая определенного политического направления (ее главным редактором был до 1866 г. журналист Эмиль де Жирарден), вышеупомянутая либеральная «Сиекль», родственный ей сатирический «Шаривари», еженедельник «Фигаро» и некоторые другие. Органом клерикальной партии был «Юнивер», выступавший против отдельных мероприятий бонапартистских властей, шедших вразрез с притязаниями католического духовенства. В провинции существовало некоторое число местных газет, по преимуществу бонапартистского толка.

Малейшая «провинность» любого органа печати служила основанием для вынесения ему официального предупреждения. Двукратное предупреждение влекло за собой двухмесячный запрет; после третьего предупреждения газета подлежала полной ликвидации. За короткий срок в 14 месяцев (до 10 июня 1853 г.) министр полиции Mona и его префекты вынесли разным органам печати в Париже и в провинции 91 предупреждение и наложили двухмесячный запрет на три провинциальные газеты. Немногим лучше обстояло дело и в дальнейшем: министр внутренних дел Персиньи за один год (до 20 июня 1854 г.) вынес 32 предупреждения. Грубое вмешательство полицейских властей в повседневную жизнь периодической печати было обычным явлением.