С. Буранок - Война на Тихом океане и общество США (1941–1945)

Решающие изменения в процессе формирования представлений об атомном оружии происходят 9 августа, когда вследствие новых заявлений Трумэна и развития советского наступления начинается пропаганда бомбы как главного средства, «добившего» Японию. Хотя 6 августа данный тезис ещё не звучал столь отчётливо, так как доминировала иная концепция: Хиросима – это месть за 7 декабря 1941 г. Следовательно, изменения в заранее смоделированном для СМИ США образе бомбы были вызваны не столько самим фактом советского наступления, сколько его быстрыми успехами.

Именно в такой информационной обстановке появляются аргументы в пользу применения бомбы, ставшие потом традиционными для историографии: Хиросима сохранила жизни американским военным, ускорила завершение войны, а также снова становится популярным тезис Трумэна: бомба – это месть за Пёрл-Харбор. Причём новое обращение к атомной бомбе 9 августа вызвано не только бомбардировкой Нагасаки, но и настойчивым стремлением доказать большую значимость бомбы для победы, чем вступление СССР в войну. В следующие дни до 15 августа многократное повторение указанных аргументов, а также публикация фотографий и обнародование новых заявлений политиков окончательно создаст в прессе США представление о Хиросиме как единственном важном факторе, повлиявшем на японское решение о капитуляции.

Именно этот тезис усиленно доказывался военными в отчётах конца 1945–1946 гг. Получается, что на протяжении всего исследуемого периода оценки военных по таким вопросам, как целесообразность применения бомбы и её влияние на войну, находились под влиянием общественного мнения и даже определись им.

Это существенно отличает процесс создания образа победы от формирования образов других сражений Тихоокеанской войны, где военные выступали главными «поставщиками» информации. В целом на примере анализа оценок заключительного этапа войны видно, что в американском обществе произошли за 4 военных года серьёзные изменения в плане восприятия информации и оценок событий на фронте.

Во-первых, изменяется сам подход общественности к СМИ. Если в 1941 г. большинство граждан не могли вспомнить и через неделю после Пёрл-Харбора, какая база была атакована японцами, а многие женщины откровенно признавались, что не читают газет, то в 1945 г. ситуация радикально меняется. Общество пристально следит за каждым важным событием, а письма граждан полны невольных цитат из прессы: простые люди уже мыслят категориями и образами, формируемыми газетами и радио.

Во-вторых, изменяется оперативность реакции пресс-службы Белого Дома, военных ведомств и информационных агентств на сбои в информационном обеспечении событий. Лучший пример здесь – сверхбыстрое спасение образа атомной бомбы в период 10–11 августа 1945 г. путём антисоветской риторики в прессе. В 1942 г. образ сражения за Мидуэй власти и ведущие агентств даже не пытались корректировать, лишь наблюдая за борьбой армии, флота, морской пехоты за доказательство «своей версии».

В-третьих, при формировании образа победы администрация Трумэна заранее подготовила необходимый материал для создания нужного в обществе эффекта (заявление, научная информация о бомбе, история разработки атомного оружия, фотографии). В случае с Пёрл-Харбором на это (например, публикация фотографий и развёрнутой истории сражения) ушёл ровно год; в 1942 г. (образ Мидуэя) – месяц. Налицо прогрессивная динамика в планировании специфики восприятия войны американским обществом.

В-четвёртых, изменяется отношение граждан к новостям. Реакция общественности на события августа 1945 г. показывает, что появилось критическое восприятие почти всех новостей. В 1941 г. только узкий круг историков (во главе с Чарльзом Бирдом) критиковал действия Белого Дома, обвинял власти в сокрытии фактов нападения на Пёрл-Харбор. В 1945 г. очень быстро формируется неудобное для администрации общественное мнение. Но так же быстро происходит и его переориентация благодаря усилиям СМИ.

В-пятых, в 1941–1944 гг. военные определяют содержание главных новостей через свои пресс-службы. Любое выделяемое военными США сражение становится сенсацией для граждан и газет. В 1945 г. уже общественное мнение влияет и определяет оценки военных по многим ключевым проблемам войны. Наблюдается обратная, чем в предшествующие годы, зависимость.

В-шестых, в начале войны СМИ стремятся следовать по важнейшим направлениям цезурным соображениям, после того как 9 декабря 1941 г. президент Рузвельт «попросил» в «Беседе у камина» журналистов о самоцензуре, объясняя её как военную необходимость. Формирование образа Пёрл-Харбора в прессе показывает, что просьба была в основном исполнена. Никто, кроме узкой части военной и научной элиты, не критикует ни расследование Нокса, ни доклад комиссии Роберта, т. е. президентскую версию нападения на США. Такая ситуация сохраняется до 1945 г.

Но уже на примере Мидуэя видно, что большая часть СМИ игнорирует данную просьбу: публикации Стэнли Джонсона, не только раскрывающие военные секреты США, но и негативно влияющие на формирование образа сражения за Мидуэй, остаются без последствий для автора. Борьба с ним ведётся только на страницах периодической печати.

К августу 1945 г. свобода печати для журналистов ещё больше увеличивается, что видно на примере создания образа атомной бомбы, когда президентская версия Хиросимы уже на следующий день подверглась жёсткой критике со стороны СМИ. И снова вся борьба не выходит за рамки прессы. Белому Дому удаётся переориентировать негативные эмоции с атомной бомбы и президентского решения на СССР только информационными методами, действуя через периодическую печать.

Следовательно, можно заключить, что за годы войны происходит определённое развитие свободы слова и печати в США, а главное, развивается в этом плане и само общество, которое требует всё больше информации, причём самой разнообразной, что подтверждается процессом формирования информации и представлений о Пёрл-Харборе, Мидуэе и событиях августа 1945 г.

Видно, что анализ восприятия и оценок Тихоокеанской войны позволяет выявить не только конкретные механизмы информационного воздействия на американское общество, но и проследить, как данные механизмы менялись, эволюционировали за годы войны, какие добавлялись новые методы и приёмы. А главное, появляется возможность проследить изменения отношения самого общества к войне, к информационной политике государства, к союзникам и противникам.

Обозначая перспективу исследования проблемы, сформулированной в теме нашей монографии, отметим, что дальнейшая её разработка позволит не только уточнить особенности представлений американского общества о Тихоокеанской войне, сложившихся в период 1941–1945 гг., но и поможет создать необходимые условия для рассмотрения оценок атаки в последующее время (после 1945 г. по настоящее время).