Ольга Косик - Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов

Его текст таков:

«В ответ на Вашу просьбу сообщаю, что Заместитель Местоблюстителя Патриарха митрополит Нижегородский Сергий и его Священный Синод имеют письменное и молитвенное общение с Великой Христовой Церковью Вселенской и Всеми Восточными Вселенскими Патриархами. Вселенская Константинопольская Патриархия не может признавать и никогда не признавала женатый епископат и второбрачие духовенства, так как это противоречит правилам церковным, действующим во всей православной церкви. Мною, как Представителем Вселенского Патриарха в СССР в свое время был заявлен протест от лица Вселенской церкви в Священном Синоде, стоящем во главе обновленческого течения в русской церкви, против введения в жизнь женатого епископата. Желание святой матери Церкви Вселенской всегда было – чтобы в русской братской церкви восстановился мир и единение, о чем она и возносит свои молитвы Господу Богу.

Когда о. Софроний возвратился из Москвы, обрадованные прихожане ознакомились с копиями, стали переписывать их, пока епископ Вольский Симеон [497]не запретил этого делать. Обновленцы утверждали, что полученные документы подложны.

Как было понять, кого признает Вселенский Патриарх, когда он прислал грамоты в оба Синода? Тогда упорный иеромонах написал самому Патриарху Константинопольскому, приложив копии документов с просьбой подтвердить их подлинность, но… ответа не получил. Вскоре его арестовали, но за недоказанностью обвинения освободили, но тут же вновь арестовали. Проведя в лагерях и тюрьмах несколько лет, искатель правды иеромонах Софроний принял мученическую кончину в 1937 г.

Другой эпизод, связанный с попыткой мирянина вступить в письменное общение с Константинопольским Патриархом, относится к Андрею Ивановичу Дросси. Бывший секретарь Иерусалимского подворья, грек по происхождению, А. И. Дросси в свое время оказывал различные услуги секретарского характера не только Иерусалимскому, но и Александрийскому и Антиохийскому патриаршим подворьям и был там своим человеком.

В 1920-е гг. по делам службы ему приходилось часто общаться со Святейшим Патриархом Тихоном. Трудно сказать, по чьей инициативе Андрей Иванович решился помочь Святейшему Тихону, написав Патриарху Константинопольскому письмо, в котором обрисовал картину тяжелого положения Русской Церкви и самого Патриарха. По его словам на следствии в 1930 г., он «писал за границу о положении Церкви в СССР, о гонении и притеснении ее со стороны Соввласти, об обновленческом расколе, отправляя эти письма через посольства, – в частности, он сообщал о положении Патриарха Тихона английскому посланнику в Москве Ходжсону» [498].

На следствии он говорил: «Тихон мое письмо прослушал, согласился с ним, равно как и с передачей его в английское посольство. Я, для передачи письма, пошел в английское посольство; был 3 раза у консула, один раз у самого посла Ходжсона. О том, что меня желает видеть Ходжсон, я узнал от консула, но, не знаю, по каким причинам, мое свидание с Ходжсоном все откладывалось. Консула я информировал о положении православной церкви в СССР в кратких словах.

Ходжсон, приняв от меня письмо, сказал: “Надо помочь патриарху Тихону”.

Как говорится, post hoc ergo propter hoc [499], однако вскоре после этого письма последовало появление ноты Керзона [500]– врученной 8 мая 1923 г. Ходжсоном М. М. Литвинову обширного меморандума, содержащего ряд ультимативных требований, включая прекращение религиозных преследований в Советском Союзе.

Обращение к Патриарху Константинопольскому А. И. Дросси ускользнуло от властей, этот факт выяснился через несколько лет, при сходной ситуации в 1930 г.

На одном из допросов Г. А. Косткевич показал, что данные митрополитом Сергием интервью спасли от расстрела «Матусевича и Кедрова». Имелись в виду епископ Леонтий (Матусевич) и архиепископ Аверкий (Кедров). Их вина состояла в том, что они оказались замешаны в попытке передачи Константинопольскому Патриарху послания о положении Церкви в Советском Союзе. В этом «контрреволюционном деянии» основная роль приписывалась все тому же Андрею Ивановичу Дросси, который составил обращение к Константинопольскому Патриарху Фотию, прося его спасти Русскую Церковь от гонения, оказать моральное давление на советское правительство.

Несмотря на то что на следствии Дросси не скрывал, что письмо, которое официально называлось «Горячая мольба Группы православных чад многострадальной Русской Церкви», написано лично им, можно предположить, что над посланием немало потрудились более опытные и авторитетные духовные деятели, в частности преосвященные Леонтий и Аверкий.

А. И. Дросси вел себя на следствии бесстрашно, он заявлял: «Говоря откровенно, я считаю, что в советских условиях церковь находится в состоянии гонения, или, вернее, в состоянии, граничащем с гонением» [501].

Судя по материалам следствия, история написания обращения развивалась так. Обращение к Патриарху Фотию А. И. Дросси послал в Житомир своему другу Фотополусу с просьбой перевести его на греческий язык. Фотополусу послание понравилось, о чем он сообщил в письме своему другу в условной форме. «Пирожное показалось ему вкусным», – писал он, добавив: «Мои приятели тоже его одобряют» [502]. Этими приятелями были архиепископ Житомирский и Волынский Аверкий (Кедров) и епископ Коростенский Леонтий (Матусевич).

Оба были арестованы по обвинению в том, что «просматривали а[нти]/с[оветский] документ, предназначавшийся для а[нти]/с[оветской] кампании за границей, вынесли о нем одобрительное суждение, согласившись с его редакцией» [503].

Приговорены они были к трем годам высылки в Северный край, хотя за такое «преступление», как передача сведений за границу, им полагался смертный приговор.

Не только указанные архиереи были осведомлены о письме. Видный московский протоиерей В. Воробьев показывал на следствии: «Дросси мне знаком. Он посещал мою церковь. Незадолго до своего ареста ОГПУ – Дросси передал мне для прочтения к[онтр]р[еволюционный] документ о положении Церкви в СССР, предназначенный им к пересылке заграницу. По ознакомлении с этим документом я возвратил его в тот же день Дросси. Своего мнения ему на этот документ высказать в силу занятости не успел» [504]. В обвинительном заключении значилось: «Во время заграничной антисоветской кампании, так называемого “крестового похода”, участвовал в редактировании предназначавшегося для Константинопольского патриархата контрреволюционного документа о гонениях на религию в СССР, т. е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58/3 и 58/11 УК» [505].