Ольга Косик - Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов

8. Вопрос: Как может Церковь продолжать существовать, принимая во внимание политическое, экономическое и общественное положение священников и активных прихожан, а именно: лишение их прав, по которому они подлежат выселению, невозможность получения продов[ольственных] карточек, также то обстоятельство, что им, согласно последнему декрету, запрещено проживать в Москве?

8. Ответ: Условия существования Церкви с каждым годом становятся все труднее и труднее. Утеснение духовенства отнюдь не исчерпывается тем, что ему не дают продовольств[енных] карточек и выселяют из квартир. Нестерпимое бремя налогов, полный произвол местной власти в отношении духовенства, особенно в селах, делают его положение нестерпимым; при этом имеют место такие дикие случаи, как, напр[имер], выселение духовных лиц с конфискацией всего имущества (с. Грушки Харьков[ской] губ[ернии]; село Кривая Коса Мелитопол[ьского] округа; хутор Дегтярный Купянск[ого] окр[уга]), обложение духовных лиц несуразными налогами (Еп[ископ] Синезий Ижевский обложен подоходным налогом в 17 300 руб.), назначение невыполнимых повинностей (свящ[енник] села Емашевка Уфим[ской] губ[ернии], 75-летний старик, назначен на лесные разработки; свящ[енник] села Люк Вотской обл[асти] должен был срубить, распилить и свезти 222 куб[ических] саж[еней] дров). Что касается, в частности, вопроса о выселении из квартир, то, действительно, духовенство выселяют, вопреки утверждению М[итрополита] Сергия, и, конечно, выселяют не за неуплату квартирной платы и не по решению суда. Лучшим доказательством в пользу справедливости этого может послужить то, что 22/I 1930 г. сам М[итрополит] Сергий был выселен из собственного дома на Сокольниках по Ермаковскому проулку № 3/5. Да позволено будет нам задать ему вопрос, какую сумму и кому задолжал он за квартирную плату и по решению какого суда выселен?

Что касается вопроса о дальнейшем существовании Церкви, то при таком темпе, каким в настоящее время идут гонения, можно ожидать, что уже скоро Церковь вынуждена будет уйти в подполье, в катакомбы, по примеру первых христиан. Эта перспектива, однако, нисколько не пугает православных, которые твердо верят, что никакие силы, по положенному обетованию Спасителя, не смогут победить Церковь.

9. Вопрос: Как вы относитесь к административным мерам, принятым против Православной Церкви: 1) запрещение звонить в колокола в Москве, 2) отмена воскресений и прочих церковных праздников, 3) закрытие церквей?

9. Ответ: Мы рассматриваем все это как отдельные проявления общего грандиозного и систематического гонения на религию, и, в частности, на Прав[ославную] Церковь. Колокольный звон запрещен пока только в Москве, но зато с сотен церквей в разных концах России уже сняты и уничтожены колокола. Среди них, напр[имер], старинные XVII века колокола Костромского собора, колокола Исаакиевского собора в Петербурге с барельефами Монферана и Витали, колокола Киевского Владимирского собора с барельефами работы Васнецова и т. д. О закрытых церквах мы уже говорили, отметим здесь еще, что, по последним сведениям, в Петербурге закрыты еще 6 церквей, а в Богородске Моск[овской] губ[ернии] все церкви.

10. Вопрос: Как вы относитесь к недавнему обращению Папы Римского и Архиеп[ископа] Кентерберийского?

10. Ответ: Православная Церковь в России с чувством глубокой признательности и горячей надежды узнала о выступлениях Папы и Кентерберийского Архиепископа. В годы жестоких гонений, когда, казалось, она осталась уже совсем одинокой, забытой всеми в неравной борьбе с могущественным врагом, эти выступления послужили громадной моральной поддержкой для всей Церкви и для каждого Ея служителя в отдельности. Братская помощь в молитве и памяти, особенно же в дни всеобщих молитв о Русской Церкви 16 и 19/III, окрыляет Ее в Ея исповедничестве сознанием единства всех верующих и всех Церквей перед лицом воинствующего безбожия. Русская Церковь со своей стороны в дни молитв за Нее будет возносить Свои горячие соборные молитвы за своих братьев по вере и просить Милосердного Своего Господа, чтобы Он помог всем христианам выдержать гонения и борьбу и приблизил сроки грядущего соединения воедино всех Церквей, всех верных, исповедующих Его Имя.

Мы далеки от мысли видеть в выступлениях Папы, Арх[иепископа] Кентерберийского и других какие-либо политические моменты и объяснять их какими-либо иными целями, кроме желания выступить на защиту правды и веры и защитить Русскую Церковь.

К настоящему ответу на интервью М[итрополита] Сергия мы прилагаем копию «Памятной записки о нуждах Православной Церкви», поданной им 19–II с. г. (т. е. через 2 дня после данного интервью) Советскому правительству. Из содержания этой записки совершенно очевидно, как цинично лгал М[итрополит] Сергий в беседе с представителями прессы. С другой стороны, поскольку он сам не отрицает подлинности опубликованных интервью, контакт его с Сов[етской] Властью становится совершенно ясным. Прикрывая по приказу власти своими лживыми интервью те ее деяния, которые она хочет скрыть, – гонения на Церковь, М[итрополит] Сергий очевидно рассчитывает одновременно, под свежим впечатлением своих «заслуг» пред правительством, добиться кое-каких поблажек, своего рода «на чаек с Вашей милости». При этом характерно, что объем его «прошений» не идет дальше мелких сравнительно вопросов, глав[ным] обр[азом] материального характера, имеющих актуальное значение лишь для тех клириков, кто еще на местах и на свободе, т. е. для его единомышленников и друзей. Заботы и памяти об основных, трагических нуждах Церкви – о судьбе ссыльных, о судьбе Местоблюстителя – в этой памятной записке нет. Эти вопросы, очевидно, так же мало волнуют М[итрополита] Сергия, как и то, что своими интервью он льет воду на мельницу безбожия, лишая Прав[ославную] Церковь защиты общественного мнения Европы, с которым Советское Правительство как-никак, а считается. Нам кажется, что разбирать по пунктам эту «Записку» нет нужды – изучение ее и сопоставление отдельных ее пунктов с ответами М[итрополита] Сергия в интервью разоблачает всю лживость этого интервью и его автора. Поистине это Иудин поцелуй – величайшее предательство.

Дорогой Друг, я не сержусь на вас потому только, что таков уж закон дружбы, но не могу скрыть от вас того крайнего удивления, огорчения и возмущения, которое переживаю я, прочитав Ваши письма и приложенные к ним газетные вырезки. Хочу верить, что и Вы не рассердитесь на меня и позволите мне совершенно откровенно высказать Вам свои мысли и суждения. Садясь писать Вам это письмо, я ясно осознал перед собой две задачи, которые по мере сил и собираюсь разрешить. Первая из них требует разъяснения чисто принципиального расхождения нашего во взглядах на деятельность м[итрополита] Сергия (c 1927 г.) и имеет, я бы сказал, более академическое, общее значение. Вторая – требует выяснения Вашего отношения к сообщаемым Вами материалам к моей точке зрения на сообщаемые факты, и, как вывод отсюда, ко мне самому. Вполне понятно, что эта вторая задача моего письма имеет больше практическое значение, и потому с нее я и начну.