Ольга Косик - Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов

История с М[итрополитом] Кириллом такова: М[итрополит] Кир[илл] еще давно стал протестовать против деятельности М[итрополита] Серг[ия] и писать ему об этом. В результате переписки М[итрополит] Серг[ий] и Синод запретили М[итрополита] Кирилла. Вам, наверное, известно, что М[итрополит] Кирилл, старейший русский иерарх, – первый преемник Патриарха и потому безусловный кандидат в Патриархи, – выставленный почти 100 Епископами в 1926 году. С 1922 г. он в ссылках и тюрьмах.

В настоящее время – после того как он заявил открыто, что отходит от М[итрополита] Сергия, – он вновь арестован и сидит в Красноярской тюрьме. Арест произошел на 3-й день после получения М[итрополитом] Сергием его последнего письма о прекращении общения. М[итрополит] Кирилл старик, больной: 8 лет ссылок и тюрем делают свое дело, в особенности, если учесть условия этих ссылок и тюрем – тундра за полярным кругом, Вятская тюрьма (самая тесная и грязная), – можно и нужно сказать, что вопрос идет о его жизни.

Еще худшая участь Еп[ископа] Василия Зеленцова Прилукского – он в XII–1929 г. передал М[итрополиту] Сергию из ссылки (Сибирь) письмо протеста, после чего был арестован, привезен в Москву и после заключения в одиночке на Лубянке, по всем данным, расстрелян.

Но надо ли перечислять еще факты, если Вы не верите им или не хотите их видеть? Сводки фактов я сообщу Вам в след[ующий] раз, когда получу Ваш ответ о том, что будете Вы с ними делать.

А пока, кончая, сообщу пока секретно, что М[итрополит] Кирилл до своего ареста передал М[итрополиту] Петру свою переписку с М[итрополитом] Сергием, и в ответ на это получено в Москве через нарочного письмо М[итрополита] Петра, в котором он предлагает М[итрополиту] Сергию распустить Синод, переехать из Москвы в Нижний, и управлять, руководствуясь теми принципами, коими руководился сам М[итрополит] Петр и М[итрополит] Сергий до 1927 г. В первую же очередь – восстановить в правах М[итрополита] Кирилла.

Если совесть хоть немного еще живет в душе М[итрополита] Сергия – мы накануне решительных перемен в церк[овной] жизни. Слава Богу!

Простите, дорогой, если, м[ожет] б[ыть], в этом письме я был резок, не сердитесь и поймите, что это такие больные вопросы.

Хотелось бы мне, чтобы Вы написали Игорю Платоновичу Демидову, что его Киевские друзья: Петр Павлович [533], Василий Ильич [534]и др. – огорчены его статьями о М[итрополите] Сергии, не согласны с ним, осуждают М[итрополита] Сергия и хотели бы, чтобы и И[горь] П[латонович] поразмыслил над этим вопросом. Буду благодарен, если пришлете еще газетный и журнальный материал, притом не только Вашего, но и иных настроений. Что же касается присланного Вам в прош[лый] раз матерьяла, то я настоятельно прошу о его опубликовании и рассылке по указанным адресам.

7/VII в Лондоне состоится какой-то церк[овный] съезд – к этому моменту хорошо бы переслать копии матерьялов Арх[иепископу] Кентерберийскому. Сведения о М[итрополите] Кирилле и Еп[ископе] Василии можете тоже опубликовать [535]. Крепко жму Вашу руку.

Давно отойдя от политической жизни и печати, после прочтения документов о Митрополите Сергии («Ответа» и «Записки») я ощутил потребность высказаться: молчать стало тяжко. Тяжко – и потому, что сущность дела освещается не только неправильно, но вызовет и дурные последствия, вредные и душам, и жизни. Но еще более горько стало от того, что чрезвычайно болезненно ударили по лицу отца. Для нас, подчиняющихся московской патриархии, Митрополит Сергий есть фактический возглавитель страждущей Церкви, общий отец наш. А для меня лично он еще не только бывший мой ректор по Академии, воспитатель по духу, но и близкий начальник по первым шагам моей службы в течение двух лет, когда я был личным секретарем у него как Финляндского Архиепископа.

Живя это время общею с ним жизнью домочадца, я не только мог близ ко знать своего Владыку, но и любил его. Да и нельзя было его не любить.

И при таком положении я ощутил в душе, что мое молчание на поносные документы о нем было бы отказом от сыновнего долга, грехом равнодушия к публично оскорбляемому отцу.

Но кроме меня есть и другие единомышленники в данном вопросе. И, может быть, их не так мало… И они просили меня откликнуться в печати, потому и пишу это не от себя одного.

Сначала я прочитал «памятную записку» митрополита Сергия о нуждах церкви, направленную к советской власти. Положение православной Церкви в России воистину тяжкое. Но почти все это было мне известно ранее, а потому и не поразило меня. Но зато духзаписки произвел глубоко положительное и даже умилительное впечатление, несмотря на крайнюю прискорбность описываемых бед.

А несомненно, что и во всяком деле, и во всяком письменном акте главное значение и действие оказывает именно проникающий их дух, основное настроение, тон.

Дух записки митрополита Сергия – простой, открытый, серьезный, деловой; по-видимому, и о невеликих вещах говорится в ней, но они составляют насущнейшую потребность жизни: просят облегчить жизнь Церкви и духовенства. Изложено все это в совершенно спокойном стиле. Но, главное, вся записка проникнута смиренно кротким духом христианской любви и рассудительности. А это было не легко: нужно было сказать горькую правду, но не обидеть; жаловаться на свои боли, но не раздражаться; сознавать трудность положения и, однако, не терять надежды быть услышанным. Отсюда все просьбы – не только справедливы, но и реальнодостижимы, достижимы при существующих законах; отсюда и стиль языка хотя и определенный, но мирный и кротко-просительный. И как мало «просят»: «защиты и сохранения за православной Церковью тех прав, какие предоставлены (уже) ей действующими законоположениями». Ни одного слова, ни одного жеста, ни одного тона, способного вызвать вражду у кого бы то ни было. Такой дух есть несомненно дух христианской любви и мудрости. Это – Дух Божий. Это – дух православной Церкви.

Когда же после чтения записки я обратился к «Ответу» противников митрополита Сергия, то мне стало чрезвычайно больно… Давно не было так больно. И не только больно за отца, находящегося в тяжелых духовных условиях (что труднее внешних скорбей), но тяжко и за самих авторов «Ответа». Дух их не только не мирный, не любовный, но явно раздраженный, чего они и не скрывают сами; стиль – безжалостный, бьющий по открытым глазам. Я не буду повторять тех тяжких обвинений, какие возводятся на митрополита в «Ответе»; не приведу страшных сравнений, какие бросаются ему в лицо; не буду огорчать никого теми резкими словами, какими выражают они свои мысли… Кто читал «Ответ», тот знает, насколько нетерпимо и неприлично написан он… А кто еще не читал, тому лучше не слышать этого и не вредить своей душе.