Михаил Гаспаров - Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом

Так вал был сдан без боя.

Сдать без боя стену спартанцы не могли. Но победить в этом бою они не хотели. К Фермопилам был послан ничтожный отряд: триста воинов во главе с царем Леонидом, братом Клеомена. Когда эти триста человек выступили из Спарты, дрогнуло сердце даже у спартанских старейшин. Они сказали Леониду: «Возьми хотя бы тысячу». Леонид ответил: «Чтобы победить — и тысячи мало, чтобы умереть — довольно и трехсот».

Триста спартанцев, две с лишним тысячи аркадцев и коринфян, тысяча с лишним беотийцев — всего четыре тысячи человек с небольшим собрались на защиту Фермопил. А в войске Ксеркса, — напоминает Геродот, — было пять миллионов двести восемьдесят три тысячи двести двадцать человек. Афиняне чуяли недоброе. Они требовали, чтобы спартанцы выслали войско побольше. Спартанцы отвечали: «Сейчас — празднества в Олимпии, которые бывают раз в четыре года; после праздников пришлем подкрепления».

Чтобы персидский флот не сделал высадки в тылу у защитников Фермопил, в море вышел греческий флот. Он встал напротив Фермопил, у северного мыса на острове Эвбее. На мысу стоитхрам Артемиды, и сам мыс называется Артемисием.

Была середина лета.

Войско Ксеркса перевалило Пиерийские горы и тремя потоками хлынуло в Фессалию. Фессалийцы безропотно подчинились царю. В честь царя был устроен праздник с конскими скачками: фессалийские кони против персидских коней. Фессалийские кони, лучшие во всей Греции, оказались далеко позади.

Флот Ксеркса снялся с македонской стоянки и двинулся вдоль берега на юг.

У острова Скиаф персы натолкнулись на три сторожевых греческих корабля: трезенский, эгинский и афинский. Трезенский корабль захватили сразу; красивейшего из пленников вывели на нос корабля и умертвили в жертву богам. Эгинский корабль захватили только после долгого боя: на нем сражался воин по имени Пифей, положивший несчетно много персов и павший, еще дыша, но весь изрубленный. Его отвезли в царский стан, перевязали раны, лечили лучшими снадобьями, дивясь его храбрости. Афинский корабль ускользнул: он и принес весть о приближении персидского флота.

Греческие моряки с трепетом ждали встречи с врагом. Афиняне молились Борею. У них было изречение оракула: «В беде воззовите к зятю своему»; а женою бога Борея, — гласило предание, — была дочь древнего афинского царя. Кроме того, Борей уже однажды спас Грецию — тогда, когда разбил корабли Мардония об афонские скалы. И божественный зять опять помог: налетел вихрь, поднялась буря, греки успели укрыть свои суда в проливе за Эвбеей, а персы были застигнуты бурей в открытом море. По самому меньшему счету, — говорит Геродот, — погибло не менее четырехсот судов; потом фессалийские землевладельцы разбогатели, подбирая на берегу выбрасываемые морем золотые и серебряные чаши и кольца с персидских кораблей. Персы высадились на сушу и ждали, пока маги заклинаниями и жертвами не остановили бурю, — «или, быть может, она унялась сама по себе», — замечает Геродот.

Буря уменьшила разницу в силах: теперь можно было начинать бой.

Персидских кораблей было больше. Персы решили двинуться на греческий флот с трех сторон, окружить, стиснуть и уничтожить. Об этом замысле афинян предупредил перебежчик. Его звали Скиллий, и он был самым лучшим пловцом во всей Греции. Говорили, будто во время бури он губил царский флот, плавая под водой и перерезая якорные канаты. Говорили, будто и теперь он приплыл от персов к грекам, нырнув на одной стороне пролива, а вынырнув на другой — через полторы версты. «Впрочем, я полагаю, что, скорее всего, он переправился в лодке», — разумно добавляет Геродот.

Греки вывели корабли навстречу персам полукругом, носами вперед и кормами внутрь.

Битва длилась три дня: на ночь разъезжались, поутру сходились снова. Бились так, как во всех морских битвах: корабль проходил борт о борт мимо вражеского корабля, в щепы ломая его торчащие весла, а потом разворачивался и тараном, носом в бок, прошибал и топил беспомощного, безвесельного врага. Нужно было суметь ударить во вражеский борт, не подставив врагу собственного борта. Афиняне и эгиняне у греков, финикияне и ионяне у персов были хорошими моряками и хорошими бойцами. Они это умели.

«В этом морском побоище, — пишет Геродот, — оба неприятеля оказались равносильны, ибо царские корабли терпели неудобства по причине своей же огромности и многочисленности, смешиваясь в беспорядке и попадая один на другой; несмотря на то, они сопротивлялись и не отступали, считая для себя позором бежать перед столь немногочисленным врагом. Эллинских кораблей и воинов погибло много, но варварских кораблей и людей погибло еще того более. После такого сражения оба войска разошлись».

Все три дня, пока бились корабли перед Артемисием и бились пешие воины в Фермопильском ущелье, в стороне от Артемисия и в стороне от Фермопил стояли и смотрели, покачиваясь на волнах, два гонца в двух легких и гонких лодках. Кто первый победит или будет побежден, тот должен был дать знать о том второму.

На исходе третьего дня гонец от Фермопил пригреб к Артемисию. Он принес весть о том, что битва кончилась, все греческое войско полегло и ущелье в руках персов.

В туже ночь греческий флот снялся с якоря и ушел на юг.

По пути была сделана последняя хитрость. По всем местам, где на берегу была питьевая вода и где могли высадиться царские моряки, были оставлены надписи: «Ионяне, идущие с царем, стыдно вам идти на своих же соплеменников и братьев. Если можете, отложитесь от царя; если не можете, сражайтесь вполсилы». Сделано это было с двойным расчетом: или царь об этой надписи не узнает, и тогда ионяне перейдут к своим, или царь об этой надписи узнает, и тогда он сам из подозрения не пустит ионян в бой. Вот каков был этот расчет.

«Фермопилы» — это значит «Горячие ворота». Здесь бьют из-под земли горячие серные источники, посвященные Гераклу. Говорят, что Геракл, умирая, сложил себе погребальный костер на соседней горе Эте и что подземные ключи разогрелись от жара этого костра.

В Фермопилах, у горячих источников, разбил лагерь для своих трехсот спартанцев и четырех тысяч союзников царь Леонид. В десяти верстах впереди, на равнине перед ущельем, раскинулся лагерь Ксеркса.

Ксеркс прислал к Леониду гонца с двумя словами: «Сложи оружие». Леонид ответил тоже двумя словами: «Приди, возьми».

Гонец сказал: «Безумец, наши стрелы закроют солнце». Леонид ответил: «Тем лучше, мы будем сражаться в тени».

Ксеркс послал соглядатая — узнать, много ли в лагере спартанцев и что они делают. Соглядатай донес: спартанцев триста человек, никакой тревоги в лагере нет, а занимаются они гимнастическими упражнениями или расчесывают волосы. «Что это значит?» — спросил Ксеркс Демарата. «Это значит, что они готовятся к бою, — сказал Демарат, — Наш закон велит воинам заботиться о прическе: она делает красивых грозными, а некрасивых страшными».