Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Агриппа умер, Юлия стала вдовой, Гракх оставался ее возлюбленным. «Но его любострастие не успокоилось и тогда, когда она была выдана замуж за Тиберия. Упорный любовник разжигал в ней своенравие и ненависть к мужу; и считали, что письмо с нападками на Тиберия, которое Юлия написала своему отцу Августу, было сочинено Гракхом». {90} 90 Тацит. Анналы I, 53.

Письмо это не изменило отношения Августа к Тиберию, но и не подвигло его на согласие расторгнуть брак дочери и пасынка. Тиберий же оставался в явно нелепом и унизительном для себя положении. Уже прославленный полководец, покоритель Реции и Паннонии, утвердивший римскую границу по Альбису, консул, трибун… и униженный коварной супругой муж, над чем злоязычные римляне, конечно же, не могли не смеяться. Вот такая двойственность положения была совершенно невыносима. Поток военных и политических, пусть и не без оговорок, успехов разбился о личный семейный позор, усугубивший и без того несчастливую по милости Августа личную жизнь.

«Но среди потока этих успехов, в расцвете лет и сил он неожиданно решил отойти от дел и удалиться как можно дальше. Быть может, его толкнуло на это отвращение к жене, которую он не мог обвинить, ни отвергнуть, но не мог и больше терпеть; быть может — желание не возбуждать неприязни в Риме своей неблагополучностью и удалением укрепить, а то и увеличить свое влияние к тому времени, когда государству могли бы понадобиться его заслуги. А по мнению некоторых, он, видя подросших внуков Августа, добровольно уступил им место и положение второго человека в государстве, занимаемое им так долго: в этом он следовал примеру Марка Агриппы, который с приближением Марка Марцелла к государственным делам удалился в Митилену, чтобы присутствием своим не мешать его делам и не умалять его значения. Впоследствии Тиберий сам указывал на эту причину. Но тогда он просил отпустить его, ссылаясь лишь на усталость от государственных дел и на необходимость отдохновения от трудов. Ни просьбы матери, умолявшей его остаться, ни жалобы отчима сенату на то, что он его покидает, не поколебали его; а встретив еще более решительное сопротивление, он на четыре дня отказался от пищи». {91} 91 Светоний. Тиберий. 10. (1-2).

Поступок Тиберия не мог не изумить Рим. Отказ от продолжения столь блистательной военной и весьма перспективной политической карьеры с точки зрения мироощущения римлян — дело невероятное. Честолюбие в Риме всегда почиталось достоинством. Времена Цинцината, отрывающегося от пахоты для командования войском и по отражении неприятеля к плугу своему возвращающегося, остались в далеком-далеком прошлом и для римлян эпохи Августа выглядели лишь преданием времен, безвозвратно ушедших. В первую очередь Тиберий поразил своим решением Августа. Правитель империи лишался самого лучшего военачальника и толкового помощника в делах государственных. Семейная драма Тиберия Августа на тот момент волновала мало. Он ведь выдал за него Юлию не семейного счастья их ради, но дабы подчеркнуть вхождение Тиберия в семью принцепса. В глазах Августа Тиберий выглядел, как человек неразумный и неблагодарный. А его уход от дел военных и гражданских вообще представлялся очевидным нанесением ущерба государству. Потому-то и не удержался Август от жалоб на неблагодарного пасынка сенаторам. Здесь надо помнить человеческую натуру Августа. Он никак не был тем, для кого жалобы, стенания дело обычное. Это ведь проявление слабости, а слабым-то Август не был никогда. Видать, крепко задел его своим поступком Тиберий.

Решимость самого Тиберия уйти от дел военных и державных была сильна невероятно. Он не только не остановился перед нанесением очевидной обиды Августу, он пренебрег мольбами матери. Ливия умоляла сына остаться в Риме, прекрасно понимая, чем его отъезд может обернуться. Нам, знающим дальнейший ход событий, может представляться, что возвращение Тиберия в Рим, восстановление в прежнем статусе и блистательная перспектива стать во главе империи по смерти Августа, были в любом случае предопределены. Но ведь это совсем не так. События могли пойти иным чередом, недоброжелателей в Риме у него хватало, потому могло оказаться, что возвращаться Тиберию не пришлось бы. Справедливо будет сказать, что поступок его был и решительным, и не лишенным безрассудства, и просто крайне рискованным, лишающим его надежд на успешное будущее. И уж менее всего в нем стоит искать умильное великодушие в отношении молодых Цезарей, коим, видите ли, не хотел он быть помехой в их светлом будущем наследников Августа. Позднее, конечно, в свое оправдание он именно эту причину будет указывать, да еще и покойного тестя Агриппу в качестве образца приплетет… но в момент решительного отъезда не о великодушии он думал, да и любить детей нелюбимой супруги от предыдущего мужа было ему не за что. Эту причину своего отъезда из Рима Тиберий позднее сочинит для истории. Веллей Патеркул, его преданный поклонник, в своем историческом труде, во времена уже Тиберия — правителя Рима написанном, добросовестно такую версию и изложит: «В скором времени Тиберий Нерон благодаря двум консулатам, стольким же проведённым триумфам и совместной трибунской власти сравнялся с Августом, стал самым выдающимся из граждан, кроме одного (и то потому, что так хотел), величайшим военачальникам, значительнейшим в славе и удаче, воистину вторым светочем и главою государства. Когда Гай Цезарь одел мужскую тогу, а Луций уже созрел для нее, он в силу некоей удивительной, невероятной непередаваемой почтительности, причины которой едва ли были понятны, попросил у тестя и отчима отдыха от непрестанных трудов, — на самом деле он скрыл причину своего намерения — собственным блистательным положением не препятствовать возвышению юношей в начале их пути». {92} 92 Веллей Патеркул. Римская история. II, XCIX, 1-2.

Эта трактовка причины отъезда из Рима Тиберия безнадежно далека от жестких реалий действительных событий, толкнувших второго человека империи на добровольное изгнание. Нельзя забывать, что изгнание для римлян было жесточайшим наказанием, пусть даже изгнанник оставался в пределах римских владений. А здесь человек идет на это добровольно. Более того, готов уморить себя голодом, если ему воспрепятствуют в осуществлении его намерений. Тиберий голодал четыре дня, пока не сломил сопротивление отчима и матери. Мера, конечно, непростительная, но ведь противостоял он Августу и Ливии, людям незаурядным, с огромной волей и не любящих чужой воле повиноваться. Голодовка свидетельство крайнего обострения отношений Тиберия с отчимом — императором и матерью. И то, что они восстановятся, в те дни явно не было гарантировано и уж тем более предопределено.