Игорь Князький - Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Год назад истек срок трибунской власти Тиберия, что меняло не к лучшему его статус в империи. Пока у него были трибунские полномочия, пусть он их и не исполнял, проживая на Родосе в качестве частного лица, с ним в Риме все равно считались. Ведь Август официально никакой опале его не подверг, а только открыто сожалел об его отъезде. Возможно поэтому и, если целиком довериться правдивости Веллея Патеркула, «все, кого посылали проконсулами в заморские провинции, заезжали на Родос, чтобы узреть его благосклонность и съезжались к нему как к частному лицу (если только величие позволяло ему быть частным лицом), склоняя перед ним свои фасции и утверждая, что его непричастность к делам почетнее их командования». {102} 102 Веллей Патеркул. Римская история. II, XCIX, 4.

Едва ли, конечно, проконсулы так уж лебезили перед родосским изгнанником, пусть и добровольным. Скорее всего, зная переменчивость фортуны и видя в сохранении Тиберием его трибунского статуса залог возможного возвращения в верха имперской власти, доблестные наместники восточных провинций на всякий случай демонстрировали лояльность и должную почтительность. Кто-то из них мог быть даже искреннее расположен к Тиберию, уважая его военные достижения. Кто-то, может, и терпеть его не мог, но на всякий случай высказывал расположение. Истечение же полномочий и не продление их Августом означали совсем иной поворот в положении Тиберия. Он сам это прекрасно понимал и обратился к отчиму с просьбой о возвращении. Тиберий был весьма осторожен и предельно тактичен. Он не просил новой магистратуры, не выказывал никаких претензий на властные полномочия в делах военных и гражданских. Он лишь сообщал о желании повидать своих родственников, по коим очень даже истосковался. В первых же строках прошения он наконец-то объяснял Августу причину своего отъезда. Он, видите ли, хотел только избежать упреков в соперничестве с молодыми Цезарями. Теперь никто его в этом больше не подозревает, Гай и Луций возмужали, никто не оспаривает их второго места в государстве. Далее он живописал свою родственную тоску.

Такой проницательный человек, как Август не мог не увидеть, что все, о чем пишет Тиберий, безнадежно далеко от истины. А истина в том, что, перестав быть трибуном и не получая вызова в Рим, Тиберий впрямь превращается в заурядное частное лицо, по собственной прихоти своей вдали от Рима на Родосе пребывающее. Наивное хитроумие Тиберия Август раскусил мгновенно и в наказание дал ему немедленно просто убийственный ответ, содержавший решительный отказ в просьбе о возвращении в Рим и сопровождавшийся язвительным комментарием, чтобы пасынок оставил всякую заботу о своих родственниках, поскольку сам их с такою охотою покинул в свое время.

Такой ответ Августа был сильнейшим ударом для Тиберия. Отказ в возвращении, да еще и с откровенно издевательскими советами не докучать родственникам неуместной заботой, превращал Тиберия из трибуна, по странной прихоти своей на Родосе проживающего, в натурально ссыльного изгнанника, коему дорога в Рим по воле властелина империи заказана.

Подобного поворота Тиберий никак не ожидал. В отчаянии он обратился за помощью к матери. Ливия, конечно, похлопотала за сына, но даже ее влияния на Августа здесь не хватило. Видно отчим так и не простил пасынка. Единственное, чего с помощью матери Тиберий добился, это права именоваться посланником Августа. Так было скрыто позорное положение ссыльного, но сам Тиберий о своем действительном новом статусе на Родосе никаких иллюзий не питал.

«Теперь он жил не только как частный человек, но как человек гонимый и трепещущий. Он удалился в глубь острова, чтобы избежать знаков почтения от проезжающих — а их всегда было много, потому что ни один военный или гражданский наместник, куда бы он ни направлялся, не упускал случая завернуть на Родос. Но у него были и более важные причины для беспокойства. Когда он совершил поездку на Самос, чтобы повидать своего пасынка Гая, назначенного наместника Востока, он заметил в нем отчужденность, вызванную наговорами Марка Лолия, его спутника и руководителя. Заподозрили его и в том, что обязанным ему центурионам, когда они возвращались с побывки в лагеря, он давал двусмысленные письма к различным лицам, по-видимому, подстрекавшие их к мятежу. Узнав от Августа об этом подозрении, он стал беспрестанно требовать, чтобы к нему приставили человека из какого угодно сословия для надзора за его словами и поступками. Он забросил обычные упражнения с конем и оружием, отказался от отеческой одежды, надел греческий плащ и сандалии и в таком виде прожил почти два года, с каждым днем все более презираемый и ненавидимый. Жители Немавеи даже уничтожили его портреты и статуи, а в Риме, когда на дружеском обеде зашла о нем речь, один из гостей вскочил и поклялся Гаю, что если тот прикажет, он тотчас поедет на Родос и привезет оттуда голову ссыльного — вот как его ненавидели. После этого уже не страх, а прямая опасность заставили Тиберия с помощью матери неотступными мольбами вымаливать себе прощение». {103} 103 Светоний. Тиберий. 12, 13, (1-2).

Положение у Тиберия теперь и впрямь было хуже некуда. Если уж стали уничтожать его портреты и статуи, открыто именовать ссыльным, а кто-то даже был готов снести ему голову, дабы доставить удовольствие старшему из усыновленных внуков Августа, то полная погибель могла уже казаться делом почти решенным. Хотя Веллей Патеркул и утверждал, что Гай Цезарь при встрече с Тиберием оказал тому «наивысшее почтение как старшему», {104} 104 Веллей Патеркул. Римская история. II, CI, 1. сообщение Светония об «отчужденности» представляется куда более близким к истине. Если бы Гай Цезарь почитал Тиберия, то кто бы осмелился в его присутствии и даже именно ему обещать привезти голову родосского сидельца? Любопытно, что этому «доброхоту» хотелось бы приказания одного Гая. Об Августе почему-то даже не вспомнили.

Характерно и само поведение Тиберия в эти нелегкие для него дни. Полководец, воин, римский аристократ забрасывает традиционные для него военные упражнения, верховную езду и даже пренебрегает исконной римской одеждой. Римляне, кстати, охотно и умело перенимавшие и усваивавшие достижения эллинской цивилизации, к греческому быту, греческой одежде относились пренебрежительно. Человек, предпочитающий римским сапожкам, тунике, тоге, палию греческие сандалии, хитон и хламиду, вызывал в римском обществе осуждение. В свое время римские сенаторы упрекали победителя Ганнибала Публия Корнелия Сципиона Африканского, что тот, находясь в греческих городах Сицилии, «разгуливает в греческом плаще и сандалиях по гимнасию, занимается упражнениями и книжонками». {105} 105 Тит Ливии. История Рима от основания города. XXIX. 19(11).