Дэвид Пристланд - Красный флаг: история коммунизма

Делакруа, однако, был лишь ненадолго вдохновлен революцией 1830 года. Он не придерживался радикальных взглядов в политике и вскоре разочаровался. В самом деле, многие усмотрели в его известной картине достаточно противоречивое отношение к революционному насилию: фигуры на переднем плане — это мертвецы, а народ ведет за собой не Свобода, а размахивающий пистолетом мальчик. Карл Маркс, наоборот, не противился революционному насилию, хотя, как и Делакруа, он стремился использовать опыт 1789 года в создании новой могущественной политики социализма. Во второй половине 1830-х и в 1840-е годы немец Маркс был также одержим наследием 1789 года, как любой французский интеллектуал, он даже собирался написать историю революции {46} 46 См. F. Furet, Marx and the French Revolution, trans. D. Furet (Chicago, 1988). . Маркс, как и Делакруа, модернизировал традицию революции, убрав налет классицизма и поместив рабочих на передний план мизансцены. Он был уверен, что провал якобинцев во многом был обусловлен тем, что они слишком неосмотрительно сделали своим идеалом классический город-государство, предмет их восхищения. Их тоска по прошлому Спарты и Древнего Рима привели к противостоянию с санкюлотами. Политического равенства, которое они поддерживали, предоставив всем людям равные гражданские права, оказалось недостаточно. В современном обществе полное равенство и гармония могли быть достигнуты при условии полного экономического равенства. Без поддержки большинства якобинцы были вынуждены применить насилие {47} 47 Там же, р. 21. . Маркс приложил гораздо больше усилий, чем Делакруа, к усмирению революционного романтизма, выступая за научную и экономическую модернизацию. Он считал, что якобинцы преувеличили роль добродетели и политической воли в попытках перестроить общество, недооценивая значение экономических сил.

Придание нового значения, нового образа традиции Французской революции составляет оригинальность Маркса. Маркс стал автором новой идеологии левого толка, подходящей новым индустриальным государствам XIX века с их верой в технологический прогресс и стремительно растущим в числе рабочим классом. Она также подходила новой эпохе, когда социальный конфликт между рабочими и их нанимателями, поддерживаемыми государством, переживал обострение. Кроме того, Маркс хотел перенести центр социализма из «оглядывающейся на прошлое» Франции конца XVIII века в Германию, страну новой «оглядывающейся на прошлое» нации.

После казни Робеспьера в 1794 году из тюрем Франции были освобождены тысячи заключенных, осужденных революционным режимом. Среди них были три радикальных мыслителя: Франсуа Ноэль Бабёф, граф Анри де Сен-Симон и Шарль Фурье. Все трое пострадали от террора и старались вынести из этого урок, хотя и сделали очень разные выводы о том, что было неверным и как возродить радикализм. Бабёф осуждал Робеспьера за то, что тот предал французских ремесленников и крестьян. Вскоре Бабёф возглавил одно из первых коммунистических движений. Сен-Симон, напротив, унаследовал идеи техноякобинцев; для него самым преступным в политике Робеспьера было пренебрежение нуждами промышленности и модернизации. Фурье отличался от обоих тем, что рассуждал о будущем, в котором приоритет отдавался не равенству или производительности,

а творчеству и удовольствию. Каждый из них заложил определенный элемент в основу социализма — эгалитарный коммунизм, «научный» социализм и социализм с чертами романтизма. Позже эти три элемента были объединены Марксом в одно целое, пусть не до конца логически связанное.

«Коммунизм» Бабёфа стал еще более эгалитарным во время второго тюремного заключения его лидера после падения Робеспьера. Теперь Гракх с большим радикализмом, чем при якобинцах, отвергал собственность {48} 48 P. Buonarotti, Conspiration pour Vegalite dite de Babeuf: suivie du proces auquel elle donna lieu, et des pieces justicatives (Brussels, 1828), vol. II, pp. 132-8; R. Rose, Gracchus Babeuf: the First Revolutionary Communist (Stanford, 1978), 213. . Ему было мало земельного закона и упразднения явных форм неравенства — нужно было добиться радикальной формы «абсолютного равенства». В новом обществе не будет денег. Каждый станет посылать продукты своего труда в «общее хранилище» и впоследствии получать за свой труд равные пропорции национального продукта. Работа перестанет быть рутинным делом, так как желание людей трудиться будет основано на патриотизме и любви к обществу. В сущности это была эгалитарная версия утопии санкюлотов, в основе которой лежали тяжелая работа и строгая социальная справедливость. Она могла осуществиться на основе опыта максимально эффективного проекта якобинской продовольственной администрации.

После освобождения из тюрьмы в октябре 1795 года Бабёф решил взять курс на революцию. Он помог в организации «Повстанческого комитета общественного спасения», который выпустил «Манифест равных». Бабёф и его соратники планировали поднять восстание в мае 1796 года, однако власти раскрыли заговор. Бабёф и некоторые его сторонники были арестованы и приговорены к смертной казни [23] Бабёф был казнен 27 мая 1797 года. . Однако идеи революционной политики и пуританского эгалитаризма продолжали жить. Филиппо Буонарроти, принимавший участие в заговоре, написал историю равных в 1828 году, когда идеи Бабёфа воспринимались с большим энтузиазмом, чем в предыдущие десятилетия.

Буонарроти позаботился о том, чтобы идеи Бабёфа во всей их полноте стали доступными более широкой публике. Эти идеи — общественная собственность, эгалитаризм, перераспределение благ в пользу бедных, использование военных, революционных действий при захвате и удержании власти — стали ядром того, что впоследствии назовут «коммунизмом» [24] Этот набор коммунистических идей существовал с XVI века (не говорилось об использовании революционных действий, которые, однако, не отрицал такой коммунистический идеолог, как Т. Кампанелла). Особенностью взглядов Бабёфа и его последователей (бабувистов, затем бланкистов) стало соединение якобинизма и коммунистической идеи. .

Именно к этой эгалитарной революционной традиции принадлежал один из самых известных деятелей коммунизма 1840-х годов — немецкий разъездной портной Вильгельм Вейтлинг. Вейтлинг был хорошо образованным самоучкой. Он самостоятельно изучил латинский и греческий языки, мог свободно цитировать Аристотеля, Гомера, а также Библию, откуда он почерпнул много идей для своей социальной теории. В Париже, куда он прибыл в 1835 году, Вейтлинг примкнул к «Союзу отверженных», секретному республиканскому обществу последователей учения Бабёфа и Буонарроти, привнесшему в коммунизм христианское апокалиптическое видение мира. Идеальное общество Вейтлинга — это результат жестокой революции, возвращение к образцу христианской общины с коллективной собственностью. Его, как и Бабёфа, в первую очередь беспокоила проблема равенства (хотя он был готов уступить излишки роскоши тем, кто трудился больше других). Он пытался покончить с однообразием в обществе, однако главным его предложением для решения этой проблемы было введение обязательной трехгодичной службы в квазимилитаристской промышленной армии, которая была призвана научить рабочих любить труд. Вейтлинг, возможно, был самым влиятельным социалистом в Германии, его идеи воздействовали на целое поколение рабочих, живущих в изгнании в Лондоне, Брюсселе, Париже и Женеве. «Союз справедливых», одно из самых крупных немецких радикальных тайных обществ, принял идеи Вейтлинга в официальном манифесте 1839 года. В этом же году члены этого союза приняли участие в парижском восстании, организованном Огюстом Бланки, заговорщиком, подверженным влиянию идей якобинцев.