Елена Рыбина - Новгород и Ганза

Среди этого многообразия текстов, написанных местными новгородскими жителями на их родном языке и по различным поводам их личной и профессиональной жизни, археологам встретились и две берестяные грамоты, написанные не по-древнерусски и принадлежащие, по всей вероятности, иностранцам. Одна из них (№ 488) обнаружена на месте Готского двора в слое XIV—XV вв. и содержит текст из псалмов Давида на латинском языке, написанный на крышке туеска мелким готическим курсивом (рис. 20). Характер этого курсивного письма тоже указывает на XIV—XV вв. в качестве времени написания. Вторая грамота (№ 753), датированная XI веком, написана латинскими буквами, однако ее текст (впрочем, краткий и с трудом поддающийся интерпретации) предположительно определяется как нижненемецкий (рис. 40). Несмотря на все оговорки и трудности прочтения, обе находки представляют большой интерес, так как свидетельствуют о том, что западные купцы, находившиеся в Новгороде, уже с XI в. пользовались тем же материалом и той же техникой письма, которые были характерны для новгородцев. А это, возможно, означает, что мы наблюдаем в данном случае приобщение ганзейцев к местной привычке пользоваться письмом на бересте в своей частной жизни.

Эти немногочисленные находки — все, что сохранилось от письменных свидетельств, не относящихся к официальной сфере торговли и права. Однако, если их языковая атрибуция и иностранное авторство найдут надежное подтверждение, можно будет утверждать, что в Новгороде западные купцы писали на своих языках уже в XI в., то есть задолго до создания всех ранее известных источников по ганзейско-новгородским связям. Кроме того, в отличие от грамот и других правовых документов, вышедших из-под пера профессиональных писарей, эти письменные свидетельства оставлены частными лицами, находящимися в Новгороде по своим торговым делам, и относятся к их личному обиходу. Подобных частных письменных свидетельств на раннем средненижненемецком языке не осталось не только от других зарубежных представительств Ганзы, но и в самой Германии. Этими уникальными памятниками языка и письма мы обязаны ситуации в Новгороде, где существовала народная бытовая письменная традиция, к тому же использовавшая столь долговечный материал, как бересту.

Языковая ситуация в Новгороде вообще удивительным образом повлияла на нижненемецкий язык ганзейцев, определив один из важнейших моментов его истории. Процитированное в начале этой главы высказывание Клауса Фридланда о судьбоносности для Ганзы ее встречи с Новгородом верно и в отношении ее языка. Дело в том, что благодаря новгородской торговле нижненемецкий язык обогатился наиболее ранними своими письменными памятниками. Тексты на средненижненемецком языке, составленные на Руси или по поводу русских торговых дел Ганзы, относятся к наиболее ранним нижненемецким текстам, появившимся после долгого господства латыни в деловой и правовой сферах. Представим себе хронологию появления первых русско-ганзейских правовых актов: первая редакция новгородской скры (устава общины ганзейских купцов, живших в ганзейской конторе в Новгороде) относится к середине XIII в. (но не исключено и время вскоре после 1225 г.) и сохранилась в двух списках (Готландском и Любекском) (ил. 3);

вторая редакция того же устава, созданная во второй пол. XIII в., сохранилась в трех списках (Копенгагенская, Рижская и Любекская рукописи);

договор немецких городов и Готланда с новгородским князем Ярославом Ярославичем (нижненемецкий Любекский список), известный в исторической литературе как «грамота Ярослава», относится к 1269 году (ил. 5);

возможно, несколько более поздним является другой список того же договора, в 1761 подаренный любекским синдиком и историком Иоганном Дрейером Академии наук в Петербурге.

Если учесть, что наиболее ранними случаями перехода с латыни на родной язык в самой Германии были «Саксонское зерцало» 1220–24 гг., нижненемецкий текст городского права г. Брауншвей-га Jus Ottonianum 1227 г. и городского права Любека 1263 г., гамбургский судебник Ordelbok 1270 г., и что первая городская грамота на нижненемецком языке составлена в г. Хильдесхаиме лишь в 1272 г., и что всего до 1300 г. известно лишь неполных три десятка текстов на нижненемецком языке, то становится ясным, что 6 или, с учетом неточно датированной «второй» грамоты Ярослава, 7 новгородских рукописей на нижненемецком языке занимают в этом кругу весьма заметное и даже почетное место.

Рано сложилась и деловая переписка на нижненемецком языке. Многочисленные грамоты, связанные с отношениями с Русью или циркулирующие между Русью и ганзейскими инстанциями, уже пишутся на нижненемецком языке в то время, когда внутриганзейские документы или протоколы и постановления ганзейских съездов еще сплошь составлены на латыни. Достаточно сравнить грамоту Висбю ганзейским городам о пленении немецких купцов в Пскове 1362 г., написанную на нижненемецком, с постановлением съезда ганзейских городов в Любеке в 1368 г. — на латыни. В 1360-е годы нижненемецкий начинает шире использоваться в ганзейских городских канцеляриях, причем ранее всего в городах на востоке, но при этом все же позднее, чем в русско-ганзейских делах.

В корреспонденции с западными зарубежными конторами Ган-за придерживалась латыни еще дольше, чем в сношениях со своими городами. С нидерландскими партнерами Ганза пользуется латынью до 1380 г., ганзейская контора в норвежском Бергене перешла на нижненемецкий в 1360-е гг.: первая грамота из Бергена была направлена в 1365 г. в Росток, следующие четыре — в Любек. Первая датская (королевская) грамота на нижненемецком языке относится к 1329 г., но следующая лишь к 1350 г. — и это несмотря на то, что в условиях правления Ольденбургской династии датский двор и городская элита были нижненемецкоязычными; городские же грамоты из Дании на нижненемецком имеются лишь начиная с 1459 г. В торговых делах Ганзы с Англией латынь держится вплоть до закрытия Стального двора (подворья ганзейских купцов) в Лондоне королевским декретом 1579 г., первые нижненемецкие грамоты внутриганзейской циркуляции появляются в Англии в 1360–70-х гг., а устав Стального двора в старшей редакции относится к 1320 г.

Таким образом, деловая письменность, связанная с новгородскими делами Ганзы, занимает ведущее положение в процессе перехода канцелярий с латыни на родной язык. Причины такого раннего перехода также можно увидеть в особой культурной ситуации в Новгороде XIII в. Здесь имело значение то обстоятельство, что латынь не могла играть никакой существенной роли в общении ганзейцев с новгородскими партнерами и властями. Более того, Новгород являл своим западным гостям пример того, как родной язык может функционировать и в повседневном устном общении, и на письме, и при составлении документов самого высокого официального ранга. Эти особенности языковой культуры Новгорода не могли пройти мимо внимания немецких гостей, которые, как мы видели, даже перенимали элементы этой культуры в своей частной практике, делая записи на бересте.