Сборник статей - Российская империя в сравнительной перспективе

Среди факторов, оказавших наиболее сильное воздействие на сознание офицерского корпуса, ядро которого в империях к началу XX века составили офицеры Генерального штаба, выделяется семейное воспитание. Знакомство с послужными списками подавляющего большинства выпускников Николаевской академии в России – кузницы высших командных кадров – свидетельствует о том, что быт и нравы дворянской среды будущая элита впитывала «с молоком матери». Дневники и мемуары того времени полны трогательных описаний патриархальных «дворянских гнезд» – хранителей священных традиций предков. Примечательно, что значительное место в воспитании подрастающего поколения занимало изучение европейских языков, а значит, истории и культуры соответствующих стран. Этим закладывался фундамент образованности высшего сословия, осуществлялась «ментальная профилактика» крайних форм национализма.

В объемистом труде военного министра А. Н. Куропаткина «Задачи русской армии» можно найти любопытное подтверждение сделанному выводу:

С XVIII века представители высшего класса России за несколькими исключениями вели образование и воспитание своих детей так, что все западное, европейское должно было стать им ближе всего русского. Окруженные гувернерами-иностранцами, дети наших вельмож прежде всего выучивались иностранным языкам, затем русскому. Было время, когда говорить по-русски с иностранным акцентом считалось признаком хорошего тона 8.

Другой ярко выраженной тенденцией, противодействовавшей известному «космополитизму» имперских военных элит, являлось воспитание у дворянских юношей вассальной верности правившей династии. «Царственный венценосец» рассматривался как воплощение «истинной духовности и нравственности», краеугольный камень существовавшего миропорядка. При этом для России в сравнении с Германией и Австро-Венгрией была характерна сакрализация монархической власти в православно-универсалистских категориях. Однако нетрудно заметить, что стремление военных элит указанных полиэтнических образований любой ценой законсервировать имперскую основу государственности привело их (и империи, и дворянские элиты) к распаду, ускоренному глобальным конфликтом 1914–1918 годов. Так, в России претензии высшего офицерства на сохранение статуса Третьего Рима, имевшие продолжением идеологию Белого движения в борьбе за реставрацию «единой и неделимой» империи, послужили одной из главных причин его краха, поскольку большевики изначально взяли на вооружение националистический лозунг права наций на самоопределение 9.

С раннего детства огромное значение для профессиональной ориентации дворянских юношей играл пример отца-офицера, занимавшего командные должности и нередко переезжавшего к новому месту службы вместе с семьей. Можно без преувеличения констатировать, что патернализм в семье, сочетавшийся с династическим вассалитетом, сопровождал представителя военной элиты на протяжении всей жизни, выступая компенсацией сохранения высоких сословных барьеров. Однако, именно эта особенность «военного склада ума» сдерживала формирование гражданского общества в условиях индустриальной модернизации. Примером служит брошюра «Наставление к самодисциплине и самовоспитанию», изданная в начале XX века как собрание писем старого российского офицера своему сыну. Кроме верности Престолу и Отечеству, а также соблюдения обычаев православия, будущему профессиональному военному следовало покровительствовать «низшим сословиям», оберегая фамильную честь 10.

Следующим после семьи фактором воздействия на представленческий мир будущих высших командиров была система образования. Как правило, они поступали в закрытые военные учебные заведения, наподобие Пажеского корпуса в России. Именно здесь представления о функциональной значимости офицерства в структуре государства приобретали логическую завершенность. В то же время, выпускники кадетских корпусов и военных училищ покидали их стены, объединенные тесными корпоративными связями, которые имели существенное значение для служебной деятельности.

Процесс социализации личности в таких учебных заведениях сопровождался формированием еще одной черты представленческой системы – иерархичности мышления, отражавшей, по сути, социальную структуру империи в форме «пирамиды». Вот как, например, возможно, сгущая краски, описывал атмосферу Морского кадетского корпуса в Петербурге один из его выпускников:

Вообще вся жизнь в корпусе была поставлена на бездушном выполнении номеров расписания. Все начальство, включая и дежурных офицеров, держало себя от кадет очень далеко. Это были не старшие товарищи, а надсмотрщики, наблюдавшие за тем, что можно делать и чего нельзя. Никогда никто из офицеров в корпусе с нами не разговаривал и не старался в свободное время приохотить к морскому делу и его изучению 11.

Завершенную форму представления молодые офицеры получали уже на поприще служебной деятельности, которая, по справедливому замечанию Р. Миллса, «изолировала их от гражданского общества и на протяжении всей жизни стандартизировала их карьеру и поведение» 12. Отношение представителей военной элиты к гражданским лицам характеризовалось высокомерием и презрительным отчуждением. В свою очередь, формировавшийся средний слой платил высшему офицерству той же монетой. Особенно наглядно это проявилось в период Русско-японской войны 1904–1905 годов и в годы критического анализа уроков дальневосточной авантюры. Последовавшие реформы управленческих структур Российской империи, включая вооруженные силы, не устранили той пропасти, которая разделяла высшую военную бюрократию и остальное российское общество.

Наиболее реальным способом ускорения карьерного роста командных кадров являлось поступление в контингент слушателей Николаевской академии Генерального штаба. Это требовало от офицера довольно высокого уровня интеллектуальных способностей, прекрасной памяти и колоссальной усидчивости. Кроме того, в условиях России важную роль играли личные контакты и неформальные связи абитуриентов и их родителей.

Мытарства поступающих в академию Генерального штаба начинались с проверочных экзаменов при окружных штабах, – описывал свой опыт один из вождей Белого движения генерал А.И. Деникин. – Просеивание этих контингентов выражалось приблизительными цифрами: держало экзамены при округах 1500 офицеров, на экзамен в академию допускалось 400–500, поступало 140–150, на третий курс (последний) переходило 100, из них причислялось к Генеральному штабу 50. То есть после отсеивания оставалось всего 3,3 % 13.