(Исецкий) Соломон - Ленин и его семья (Ульяновы)

Однако, помню, Ленин был чем-то раздражен в отношении Каутского и, говоря со мной о нем грубо и зло, назвал его "старым грибом"...

Затем Ленин уехал в Англию. В наших отношениях эта история с "отзовизмом" не прошла бесследно. Мы, правда, бывали с Лениным вместе всюду, как, например, у известного социалиста Луи Дебрукера, подобно Каутскому, стоявшего тогда по вопросу революционной тактики в России на позиции большевиков, но впоследствии также резко изменившего свое отношение в крайне отрицательную сторону. Таскались мы с Лениным и по музеям и пр. Но расстались мы с ним довольно холодно. Когда я провожал его на вокзал, он, прощаясь со мной, слегка запинаясь, сказал мне:

- Спасибо за гостеприимство, за радушие, - надеюсь, что наши небольшие разногласия не оставят следа на наших отношениях и не помешают нам и впредь работать?..

Конечно, я подтвердил его надежды, и мы расстались. И пока я оставался за границей, в Брюсселе, мы все время находились в сношениях с ним по разным революционным делам: по переброске в Россию разного рода революционных работников, пересылке нелегальной литературы, установлению связей с Россией и пр. А когда окончился срок моей высылки и я собирался ехать в Петербург, Ленин дал мне явку лично от себя к одной зубной врачихе. Но незадолго до моего приезда явка эта была испорчена (провалилась), и я чуть-чуть не попал с нею в руки полиции...

ГЛАВА 11

Я снова в России. - Болезни. - Я теряю связи. - Сбор в пользу Ленина и Л. Б. Красин. - Революция 1917 года. - Ленин в пломбированном вагоне. Выступления Ленина с критикой Временного правительства. - Временное правительство и мир с Константинополем и проливами. - Народное движение в апреле 1917 года с убитыми и ранеными. - Совет рабочих и солдатских депутатов назначает следственную комиссию. - Я работаю в этой комиссии. Комиссия и Керенский. - Комиссия и Ленин. - Его требования и нападки на меня. - То, что установила комиссия. - Моя кандидатура в гласные думы. - Я еду в Стокгольм. - Распоряжение Керенского о моем аресте. - Я снова эмигрант.

Россия встретила меня недружелюбно. Началась борьба за существование. Потянулись долгие тусклые годы, полные всякого рода личных напастей. Несколько лет я провел, возясь с болезнями, докторами, вынес две серьезные операции.

Далее пошли долгое лечение, пребывание в санаториях и на водах... Я отошел от революционной работы - не до того уж было...

С Лениным мои сношения оборвались сами собой. Лишь изредка я получал от него и передавал ему поклоны через случайно встречавшихся общих товарищей. Так, от одного из них я узнал - это было уже во время войны, примерно в 1916 году, - что Ленин крайне бедствует. Я принялся собирать для него средства. Сборы шли плохо: интерес и к революции, и к Ленину в обществе упал. Не могу удержаться, чтобы не сказать несколько слов об отношении Красина в это время к Ленину.

- Ну, Хромушка ("Хромушка", или "Хром", было шутливое домашнее прозвище Красина, с которым обращались к нему и родные, и такие близкие друзья, как я. Реалистом он очень увлекался химией, и, возясь с хромом, он вечно приставал ко всем домашним со своим хромом, почему его и прозвали так. - Авт.), - обратился я к нему, - раскошеливайся, брат. - И я объяснил ему, в чем дело. К моему несказанному удивлению, Красин слушал меня с каким-то деревянным и скучающим выражением лица. Меня это неприятно поразило и как-то, если можно так выразиться, обескуражило и лишило всякой самоуверенности.

- Все это очень хорошо, - довольно резко, не дослушав до конца, оборвал он меня, - но только я не желаю принимать участия в этом сборе... И он в упор, вызывающе посмотрел мне в глаза холодным взглядом. Я оправился, овладел самим собой и стал дружески настаивать.

- Эх, Жоржетта (так интимно часто называл он меня), право, ты совершенно напрасно настаиваешь... Ты не знаешь Ильича так хорошо, как знаю его я... Но оставим этот вопрос, Жоржетта, ну его к черту... Давай пойдем завтракать, уже время. (Красин, я знал это, часто в ЦК и на съездах жестоко схватывался с Лениным, который еще в Брюсселе характеризовал его словами "башка, но великий буржуй...", из-за чего тогда у меня вышел с ним тоже спор. Отойдя в эту эпоху далеко от революции, Красин при встречах и разговорах со мной, очень часто возвращаясь к воспоминаниям своего видного участия в революции, в свою очередь крайне резко отзывался о Ленине, подчеркивая его нетерпимость, его "нелепое самодержавное генеральство", часто подкрепляя свои характеристики ссылками на их общего близкого товарища Глеба Максимилиановича Кржижановского, также относящегося, по словам Красина, к Ленину весьма скептически в то время. - Авт.)

Он жил с семьей в Царском Селе, откуда и ездил каждый день в Петербург в свое правление (Сименс и Шуккерт), а потому завтракал в ресторанах. В этот раз он потащил меня к знаменитому Кюба. Но я не отставал от него и за завтраком и настаивал на своем.

- Ну, ладно, - сказал он наконец, - чтобы сделать тебе удовольствие, вот тебе моя лепта... - И он вынул из бумажника две "синенькие" (пятирублевки. - Ред.). Но я резко отклонил это "даяние" и, выругавшись, вернул ему его, сказав, что обойдусь и без его лепты.

- Вот и великолепно, - ответил он, хладнокровно пряча свои десять рублей снова в бумажник. - Не сердись, Жоржетта, но, право, Ленин не стоит того, чтобы его поддерживать. Это вредный тип, и никогда не знаешь, что, какая дикость взбредет ему в его татарскую башку, черт с ним!..

На этом наш разговор и прекратился... Я имею в виду написать мои воспоминания специально о Красине, и в них я коснусь подробно отношений Красина с Лениным.

Но вот Россия докатилась до 1917 года. Я принимал, начиная с конца февраля, довольно деятельное участие в народном революционном выступлении, так просто и легко угробившем, не сомневаюсь, навсегда российскую монархию.

В знаменитом пломбированном вагоне Ленин возвратился в Петербург (апрель 1917 г., проехав из Швейцарии через Германию в закрытом вагоне с группой социал-демократов. - Ред.). Я лично не разделял по поводу его приезда восторгов моих старых товарищей, с которыми у меня под влиянием революционного движения вновь установились оживленные связи. Поэтому я и отказался принять участие в торжественной встрече его, когда он прямо с поезда Финляндской ж. д. сразу же поместился на поданный ему специально броневик и, зычным голосом закричав: "Товарищи!", обратился к многотысячной толпе со своими, ставшими теперь историческими, речами. Но спустя несколько дней Ленин заехал ко мне в редакцию "Известий Петербургского Совета депутатов солдат и рабочих", одним из редакторов которых я состоял. Он не застал меня, и через несколько дней я, по его просьбе, зашел к нему в редакцию "Правды".