Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

Я смотрю на начальника учебной части и начинаю соображать, что, во-первыхъ, за нимъ не пропадешь и что, во-вторыхъ, онъ собирается моими руками сдeлать себe какую-то карьеру. Но кто онъ? Спросить неудобно.

-- А жить вы съ сыномъ будете здeсь, мы вамъ отведемъ комнату. Ну да, конечно же, и сына вашего мы тоже устроимъ -- это ужъ, знаете, если "Динамо" за что-нибудь берется, такъ оно это устраиваетъ на бене мунесъ... А вотъ, кстати, и Батюшковъ идетъ, вы не знакомы съ Батюшковымъ?

Въ комнату вошелъ крeпкiй, по военному подтянутый человeкъ. Это былъ Федоръ Николаевичъ Батюшковъ, одинъ изъ лучшихъ московскихъ инструкторовъ, исчезнувшiй съ московскаго горизонта въ связи съ уже извeстной политизацiей физкультуры. Мы съ нимъ обмeниваемся подходящими къ данному случаю междометiями.

-- Такъ, -- заканчиваетъ Батюшковъ свои междометiя, -- словомъ, {296} какъ говорится, всe дороги ведутъ въ Римъ. Но, главное, сколько?

-- Восемь.

-- Статьи?

-- 58-6 и такъ далeе.

-- И давно вы здeсь?

Разсказываю.

-- Ну, ужъ это вы, И. Л., извините, это просто свинство. Если вамъ самому доставляетъ удовольствiе чистить уборныя -- ваше дeло. Но вeдь вы съ сыномъ? Неужели вы думали, что въ Россiи есть спортивная организацiя, въ которой васъ не знаютъ? Въ мiрe есть солидарность классовая, рацiональная, ну, я не знаю, какая еще, но превыше спортивной солидарности -- нeтъ ничего. Мы бы васъ въ два счета приспособили бы.

-- Вы, Ф. Н., не суйтесь, -- сказалъ начальникъ учебной части. -- Мы уже обо всемъ договорились.

-- Ну, вы договорились, а я поговорить хочу... Эхъ, и заживемъ мы тутъ съ вами. Будемъ, во-первыхъ, -- Батюшковъ загнулъ палецъ, -- играть въ теннисъ, во вторыхъ, купаться, въ третьихъ, пить водку, въ четвертыхъ... въ четвертыхъ, кажется, ничего...

-- Послушайте, Батюшковъ, -- оффицiальнымъ тономъ прервалъ его начальникъ учебной части, -- что вы себe, въ самомъ дeлe позволяете, вeдь работа же есть.

-- Ахъ, плюньте вы на это къ чортовой матери, Яковъ Самойловичъ, кому вы это будете разсказывать? Ивану Лукьяновичу? Онъ на своемъ вeку сто тысячъ всякихъ спортивныхъ организацiй ревизовалъ. Что, онъ не знаетъ? Еще не хватало, чтобы мы другъ передъ другомъ дурака валять начали. Видъ, конечно, нужно дeлать...

-- Ну, да, вы понимаете, -- нeсколько забезпокоился начальникъ учебной части, -- понимаете, намъ нужно показать классъ работы.

-- Ну, само собой разумeется. Дeлать видъ -- это единственное, что мы должны будемъ дeлать. Вы ужъ будьте спокойны, Я. С. -- И. Л. тутъ такой видъ разведетъ, что вы прямо въ члены ЦК партiи попадете. Верхомъ eздите? Нeтъ? Ну, такъ я васъ научу, будемъ вмeстe прогулки дeлать... Вы, И. Л., конечно, можетъ быть, не знаете, а можетъ быть, и знаете, что прiятно увидeть человeка, который за спортъ дрался всерьезъ... Мы же, низовые работники, понимали, что кто -- кто, а ужъ Солоневичъ работалъ за спортъ всерьезъ, по совeсти. Это не то, что Медоваръ. Медоваръ просто спекулируетъ на спортe. Почему онъ спекулируетъ на спортe, а не съ презервативами -- понять не могу...

-- Послушайте, Батюшковъ, -- сказалъ Медоваръ, -- идите вы ко всeмъ чертямъ, очень ужъ много вы себe позволяете.

-- А вы не орите, Яковъ Самойловичъ я вeдь васъ знаю, вы просто милeйшей души человeкъ. Вы сдeлали ошибку, что родились передъ революцiей и Медоваромъ, а не тысячу лeтъ тому назадъ и не багдадскимъ воромъ...

-- Тьфу, -- плюнулъ Медоваръ, -- развe съ нимъ можно {297} говорить? Вы же видите, у насъ серьезный разговоръ, а эта пьяная рожа...

-- Я абсолютно трезвъ. И вчера, къ сожалeнiю, былъ абсолютно трезвъ.

-- На какiя же деньги вы пьянствуете? -- удивился я.

-- Вотъ на тe же самыя, на которыя будете пьянствовать и вы. Великая тайна лагернаго блата. Не будете? Это оставьте, обязательно будете. Въ общемъ черезъ мeсяцъ вы будете ругать себя за то, что не сeли въ лагерь на пять лeтъ раньше, что были дуракомъ, трепали нервы въ Москвe и все такое. Увeряю васъ, самое спокойное мeсто въ СССР -- это медгорское "Динамо". Не вeрите? Ну, поживете, увидите...

СУДЬБА ПОВОРАЧИВАЕТСЯ ЛИЦОМЪ КЪ ДЕРЕВНE

Изъ "Динамо" я шелъ въ весьма путаномъ настроенiи духа. Впослeдствiи я убeдился въ томъ, что въ "Динамо" ББК ОГПУ, среди заваленныхъ трупами болотъ, девятнадцатыхъ кварталовъ и безпризорныхъ колонiй, можно было дeйствительно вести, такъ сказать, курортный образъ жизни -- но въ тотъ моментъ я этого еще не зналъ. Юра, выслушавъ мой докладъ, сказалъ мнe поучительно и весело: ну, вотъ, видишь, а ты не хотeлъ идти, я вeдь тебe говорю, что когда очень туго -- долженъ появиться Шпигель...

-- Да, оно, конечно, повезло... И, главное, во время. Хотя... Если бы опасность со стороны начальника лагпункта обрисовалась нeсколько раньше -- я бы и раньше пошелъ въ "Динамо: въ данномъ положенiи идти больше было некуда. А почему бы "Динамо" могло бы не взять меня на работу?

На другой день мы съ Медоваромъ пошли въ третiй отдeлъ "оформлять" мое назначенiе. "А, это пустяки, -- говорилъ Медоваръ, -- одна формальность. Гольманъ, нашъ секретарь, подпишетъ -- и все въ шляпe"...

-- Какой Гольманъ? Изъ высшаго совeта физкультуры?

-- Ну, да. Какой же еще?

Розовыя перспективы стали блекнуть. Гольманъ былъ однимъ изъ тeхъ активистовъ, которые дeлали карьеру на политизацiи физкультуры, я былъ однимъ изъ немногихъ, кто съ этой политизацiей боролся, и единственный, который изъ этой борьбы выскочилъ цeликомъ. Гольманъ же, послe одной изъ моихъ перепалокъ съ нимъ, спросилъ кого-то изъ присутствующихъ:

-- Какой это Солоневичъ? Тотъ, что въ Соловкахъ сидeлъ?

-- Нeтъ, это братъ его сидeлъ.

-- Ага... Такъ передайте ему, что онъ тоже сядетъ.

Мнe, конечно, передали.

Гольманъ, увы, оказался пророкомъ. Не знаю, примиритъ ли его эти ощущенiе съ проектомъ моей работы въ Динамо. Однако, Гольманъ встрeтилъ меня весьма корректно, даже нeсколько церемонно. Долго и въeдчиво разспрашивалъ, за что я, собственно, сeлъ, и потомъ сказалъ, что онъ противъ моего назначенiя ничего не имeетъ, но что онъ надeется на мою безусловную лояльность: {298}

-- Вы понимаете, мы вамъ оказываемъ исключительное довeрiе, и если вы его не оправдаете...

Это было ясно и безъ его намековъ, хотя никакого "довeрiя", а тeмъ паче исключительнаго, Гольманъ мнe не оказывалъ.

-- Приказъ по линiи "Динамо" подпишу я. А по лагерной линiи Медоваръ получитъ бумажку отъ Радецкаго о вашемъ переводe и устройствe. Ну, пока...

Я пошелъ въ "Динамо" поговорить съ Батюшковымъ: какъ дошелъ онъ до жизни такой. Ходъ оказался очень простымъ, съ тeмъ только осложненiемъ, что по поводу этой политизацiи Батюшковъ получилъ не пять лeтъ, какъ остальные, а десять лeтъ, какъ бывшiй офицеръ. Пять лeтъ онъ уже отсидeлъ, часть изъ нихъ на Соловкахъ. Жизнь его оказалась не столь уже курортной, какъ онъ описывалъ: на волe осталась жена съ ребенкомъ...

Черезъ часа два съ разстроеннымъ видомъ пришелъ Медоваръ.