Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

-- Н-да, -- протянулъ онъ. -- А больше въ УРЧ вамъ не на кого положиться?

Я посмотрeлъ на Чекалина съ изумленiемъ.

-- Ну, да, -- поправился онъ, -- извините за нелeпость. А сколько, по вашему, еще остается здоровыхъ?

-- По моему -- вовсе не остается. Точнeе -- по мнeнiю брата.

-- Существенный парень вашъ братъ, -- сказалъ ни съ того, ни съ сего Чекалинъ. -- Его даже работники третьей части -- и тe побаиваются... Да... Такъ, говорите, всe резервы Якименки уже исчерпаны?

-- Пожалуй, даже больше, чeмъ исчерпаны. На дняхъ мой сынъ открылъ такую штуку: въ послeднiе списки УРЧ включилъ людей, которыхъ вы уже по два раза снимали съ эшелоновъ.

Брови Чекалина поднялись.

-- Ого! Даже -- такъ? Вы въ этомъ увeрены?

-- У васъ, вeроятно, есть старые списки. Давайте провeримъ. Нeкоторыя фамилiи я помню. {167}

Провeрили. Нeсколько повторяющихся фамилiй нашелъ и самъ Чекалинъ.

-- Такъ, -- сказалъ Чекалинъ раздумчиво. -- Такъ, значитъ, -"Елизаветъ Воробей"?

-- Въ этомъ родe. Или сказка про бeлаго бычка.

-- Такъ, значитъ, Якименко идетъ уже на настоящiй подлогъ. Значитъ, -дeйствительно, давать ему больше некого. Чортъ знаетъ что такое! Прiемку придется закончить. За такiя потери -- я отвeчать не могу.

-- А что -- очень велики потери въ дорогe?

Я ожидалъ, что Чекалинъ мнe отвeтитъ, какъ въ прошлый разъ: "Это не ваше дeло", но, къ моему удивленiю, онъ нервно повелъ плечами и сказалъ:

-- Совершенно безобразныя потери... Да, кстати, -- вдругъ прервалъ онъ самого себя, -- какъ вы насчетъ моего предложенiя? На БАМ?

-- Если вы разрeшите, я откажусь.

-- Почему?

-- Есть двe основныхъ причины: первая -- здeсь Ленинградъ подъ бокомъ, и ко мнe люди будутъ прieзжать на свиданiя, вторая -- увязавшись съ вами, я автоматически попадаю подъ вашу протекцiю (Чекалинъ подтверждающе кивнулъ головой). Вы -- человeкъ партiйный, слeдовательно, подверженный всякимъ мобилизацiямъ и переброскамъ. Протекцiя исчезаетъ, и я остаюсь на растерзанiе тeхъ людей, у кого эта протекцiи и привиллегированность были бeльмомъ въ глазу.

-- Первое соображенiе вeрно. Вотъ второе -- не стоитъ ничего. Тамъ, въ БАМовскомъ ГПУ, я вeдь разскажу всю эту исторiю со списками, съ Якименкой, съ вашей ролью во всемъ этомъ.

-- Спасибо. Это значитъ, что БАМовское ГПУ меня размeняетъ при первомъ же удобномъ или неудобномъ случаe.

-- То-есть, -- почему это?

Я посмотрeлъ на Чекалина не безъ удивленiя и соболeзнованiя: такая простая вещь...

-- Потому, что изо всего этого будетъ видно довольно явственно: парень зубастый и парень не свой. Вчера онъ подвелъ ББК, а сегодня онъ подведетъ БАМ...

Чекалинъ повернулся ко мнe всeмъ своимъ корпусомъ.

-- Вы никогда въ ГПУ не работали?

-- Нeтъ. ГПУ надо мной работало.

Чекалинъ закурилъ папиросу и сталъ смотрeть, какъ струйка дыма разбивалась струями холоднаго воздуха отъ окна. Я рeшилъ внести нeкоторую ясность.

-- Это не только система ГПУ. Объ этомъ и Маккiавели говорилъ.

-- Кто такой Маккiавели?

-- Итальянецъ эпохи Возрожденiя. Издалъ, такъ сказать, учебникъ большевизма. Тамъ обо всемъ этомъ довольно подробно сказано. Пятьсотъ лeтъ тому назадъ...

Чекалинъ поднялъ брови... {168}

-- Н-да, за пятьсотъ лeтъ человeческая жизнь по существу не на много усовершенствовалась, -- сказалъ онъ, какъ бы что-то разъясняя. -- И пока капитализма мы не ликвидируемъ -- и не усовершенствуется... Да, но насчетъ БАМа вы, пожалуй, и правы... Хотя и не совсeмъ. На БАМ посланы наши лучшiя силы...

Я не сталъ выяснять, съ какой точки зрeнiя эти лучшiя силы являются лучшими... Собственно, пора было уже уходить, пока мнe объ этомъ не сказали и безъ моей иницiативы. Но какъ-то трудно было подняться. Въ головe былъ туманъ, хотeлось заснуть тутъ же, на табуреткe... Однако, я приподнялся.

-- Посидите, отогрeйтесь, -- сказалъ Чекалинъ и протянулъ мнe папиросы. Я закурилъ. Чекалинъ, какъ-то слегка съежившись, сeлъ на табуретку, и его поза странно напомнила мнe давешнюю дeвочку со льдомъ. Въ этой позe, въ лицe, въ устало положенной на столъ рукe было что-то сурово-безнадежное, усталое, одинокое. Это было лицо человeка, который привыкъ жить, какъ говорится, сжавши зубы. Сколько ихъ -- такихъ твердокаменныхъ партiйцевъ -энтузiастовъ и тюремщиковъ, жертвъ и палачей, созидателей и опустошителей... Но идутъ безпросвeтные годы -- энтузiазмъ вывeтривается, провалы коммунистическихъ ауто-дафе давятъ на совeсть все больнeе, жертвы -- и свои, и чужiя, какъ-то больше опустошаютъ, чeмъ создаютъ. Какая, въ сущности, безпросвeтная жизнь у нихъ, у этихъ энтузiастовъ... Недаромъ одинъ за другимъ уходятъ они на тотъ свeтъ (добровольно и не добровольно), на Соловки, въ басмаческiе районы Средней Азiи, въ политизоляторы ГПУ: больше имъ, кажется, некуда уходить...

Чекалинъ поднялъ голову и поймалъ мой пристальный взглядъ. Я не сдeлалъ вида, что этотъ взглядъ былъ только случайностью. Чекалинъ какъ-то болeзненно и криво усмeхнулся.

-- Изучаете? А сколько, по вашему, мнe лeтъ?

Вопросъ былъ нeсколько неожиданнымъ. Я сдeлалъ поправку на то, что на языкe оффицiальной совeтской медицины называется "совeтской изношенностью", на необходимость какого-то процента подбадриванiя и сказалъ "лeтъ сорокъ пять". Чекалинъ повелъ плечами.

-- Да? А мнe тридцать четыре. Вотъ вамъ -- и чекистъ, -- онъ совсeмъ криво усмeхнулся и добавилъ, -- палачъ, какъ вы говорите.

-- Я не говорилъ.

-- Мнe -- не говорили. Другимъ -- говорили. Или, во всякомъ случаe -думали...

Было бы глупо отрицать, что такой ходъ мыслей дeйствительно существовалъ.

-- Разные палачи бываютъ. Тe, кто идетъ по любви къ этому дeлу -выживаютъ. Тe, кто только по убeжденiю -- гибнутъ. Я думаю, вотъ, что Якименко очень мало безпокоится о потеряхъ въ эшелонахъ.

-- А откуда вы взяли, что я безпокоюсь? {169}

-- Таскаетесь по ночамъ за моими списками въ УРЧ... Якименко бы таскаться не сталъ. Да и вообще -- видно... Если бы я этого не видeлъ, я бы къ вамъ съ этими списками и не пошелъ бы.

-- Да? Очень любопытно... Знаете что -- откровенность за откровенность...

Я насторожился. Но несмотря на столь многообeщающее вступленiе, Чекалинъ какъ-то замялся, потомъ подумалъ, потомъ, какъ бы рeшившись окончательно, сказалъ:

-- Вы не думаете, что Якименко что-то подозрeваетъ о вашихъ комбинацiяхъ со списками?

Мнe стало безпокойно. Якименко могъ и подозрeвать, но если объ его подозрeнiяхъ уже и Чекалинъ знаетъ, -- дeло могло принять совсeмъ серьезный оборотъ.

-- Якименко на дняхъ далъ распоряженiе отставить моего сына отъ отправки на БАМ.

-- Вотъ какъ? Совсeмъ занимательно...

Мы недоумeнно посмотрeли другъ на друга.

-- А что вы, собственно говоря, знаете о подозрeнiяхъ Якименки?

-- Такъ ничего, въ сущности, опредeленнаго... Трудно сказать. Какiе-то намеки, что ли...

-- Тогда почему Якименко насъ не ликвидировалъ?

-- Это не такъ просто. Въ лагеряхъ есть законъ. Конечно, сами знаете, -- онъ не всегда соблюдается, но онъ есть... И если человeкъ зубастый... По отношенiю къ зубастому человeку... а васъ здeсь цeлыхъ трое зубастыхъ... Ликвидировать не такъ легко... Якименко человeкъ осторожный. Мало ли какiя у васъ могутъ быть связи... А у насъ, въ ГПУ, за нарушенiе закона...