Казимир Дзевановский - Архангелы и шакалы

Сначала фреска покрывается специальной смесью, состоящей из воска, канифоли и других химикалий, состав которых зависит от состояния штукатурки. Штукатурка выветривается и легко осыпается. И не удивительно! Варшавская штукатурка начинает осыпаться через семь или десять лет, а местная существует уже тысячу лет. Вот почему во фресках образуются дырки, причем иногда они попадаются и с внутренней стороны штукатурки. Тогда приходится вводить туда гипсовые пломбы. Порой под фреской необходимо просверлить ряд отверстий. Много столетий церковь была целиком заполнена песком. Нубийский песок проникает всюду, даже в закрытые чемоданы, он проник также в промежутки между штукатуркой и стеной. Бывало, что, после того как пробивались отверстия, из-под штукатурки высыпалось целое ведро песка. Поэтому сначала Газы делает анализ фрески и составляет подробный план действий. Ошибка может стать роковой: немного нужно, чтобы фреска оказалась безвозвратно загубленной.

Покрытая воском фреска приобретает более почтенный вид: она становится темнее, краски ее менее резки. Она защищена теперь от действия воздуха и сырости. Восковое покрытие будет снято лишь в музее – в Варшаве или в Хартуме. Эта работа отнимает много времени и требует большой точности. Операция производится следующим образом: рабочие-арабы нагревают на спиртовках небольшие утюжки; подают их наверх на подмостки, на которых стоит Газы; горячим утюжком он размазывает воск по поверхности фрески. Роспись оказывается под темным, стекловидным слоем. Затем фреска прикрывается плотным холстом. Он должен быть прочным и не иметь никаких разрывов или других изъянов. Вскоре на нем повиснет бесценный памятник старины. После этого покрытая холстом фреска еще раз гладится утюжками. Разогретый воск проникает через материю и, остывая, скрепляет ее с фреской. На белом фоне появляются темные очертания, постепенно превращаясь в точное изображение лица богоматери или епископа. Это необычайное зрелище! Затем к холсту пришивается крепкий канат. Его концы привязываются к деревянной стенке, наискось придвигаемой к фреске. Теперь можно приступить к снятию фрески. Наступает день, когда в течение долгих минут будет решаться судьба шедевра.

И вот сегодня с утра Газы занялся великолепной фреской с изображением богоматери, которую наши люди назвали «ловичанкой» из-за полос на ее одеянии [57] «Ловичанка» – женщина из старинного города Лович в Лодзинском воеводстве в Польше. – Прим. пер. . Уже за завтраком атмосфера была напряженной, хотя Газы и пытался шутить, но видно было, что и он волновался. Ведь дело шло о тончайшем слое красок на немногим более плотном слое штукатурки! Таково уже большинство произведений искусства: немного краски, немного штукатурки или полотна, порой несколько листков бумаги – а ведь это византийская фреска, или Монна Лиза, или «Ад» Данте... Сколь хрупко все это по сравнению с пятидесятитонными танками нашего времени, но в то же время сколь долговечнее!

Мы собрались у церкви. Сперва выпили по маленькой чашке кофе, поданного Мохаммедом. Затем столпились у стены, на которой еще вчера красовалась фреска, правда несколько потемневшая от воска. Сегодня уже не было видно фрески, сквозь холст проступали лишь ее контуры, как во время операции проступают под простыней очертания тела лежащего пациента. Все стояли наготове, чтобы помогать, если что-нибудь не будет ладиться. Но ясно, что это был самообман. Если бы Газы ошибся, никто уже не сумел бы ничего спасти. Кроме нас, около стены собрались все рабочие и раис. Царила тишина. В десятый, пожалуй, раз я проверял свою кинокамеру, почтенную «Адмиру-16», действующую безотказно... однако в этой пыли и после песчаной бури вполне возможна и осечка.

Сперва Газы поднялся на подмостки с длинной палкой в руке. Несколькими движениями он выдолбил над фреской продолговатую расщелину, параллельную верхнему краю холста. Та часть стены, что осталась над расщелиной, пойдет под воду, а то, что расположено под ней, будет выставлено в одном из двух музеев. После этого Газы сошел с подмостков и подошел к фреске снизу. Стало еще тише, хотя и до этого никто не подавал голоса. Даже шумливые рабочие-арабы молчали, теснясь вокруг. Было жарко, и немудрено, что лоб человека с пилой в руках покрылся каплями пота. Слышен был шелест пальм, растущих около холма. А затем раздался стрекот моей кинокамеры – и в этот же момент тишину прорезал резкий скрежет. Пила начала вгрызаться в грунт фрески, медленно, сантиметр за сантиметром отрезая ее от стены. Скрежещет пила, из-под фрески сыплются обломки стены, падают в лицо Газы, угрожая поранить его или засыпать ему глаза, но он не отстраняется, не вытирает лица, а лишь лоб и щеки его все больше сереют и по запыленному лицу струится пот. Приближаюсь к нему, снимаю его крупным планом – его лицо занимает весь визир моего аппарата, - затем снимаю его руки и пилу. Газы не замечает меня. Через несколько месяцев, когда я пригласил его посмотреть уже готовый, смонтированный для телевидения фильм, он сказал: «Когда вы снимали все это? А я ничего не заметил...»

Продолжают сыпаться обломки, от стены отстает все больший слой. Впечатление такое, будто стена раскалывается пополам. Тысячу лет фреска была неразрывно спаяна с кирпичом, теперь пришел момент расставания. Пила и ведущая ее рука забираются все выше и выше. Прямо не верится, что все это не рассыплется прахом. Казалось бы, достаточно прикоснуться пальцем... Однако теперь лишь небольшой кусок фрески держится еще на грунте. И наконец... фреска отделяется от стены. Пила, которую ведут очень медленно и осторожно, достигла выдолбленной сверху расщелины. Фреска рассталась со стеной. Она висит теперь на канате, привязанном к придвинутой сюда деревянной стенке. Это самый опасный момент. Если бы воск, спаявший фреску с холстом, не держал ее крепко или если бы сорвался канат или сдвинулась дощатая стенка, фреска свалилась бы на каменный пол церкви. Просуществовав тысячу лет, она погибла бы в мгновение ока.

Но сегодня ничего из всех этих страшных вещей не случилось. И не случилось также в течение тех 24 дней до этого, когда со стен снимали другие фрески. Ибо вместе с сегодняшней снято уже 25 фресок. Тем не менее каждый раз в лагере чувствовалась напряженность.

Деревянная стена медленно отодвигается от каменной. Фреска продолжает висеть на канате и холсте. Теперь все это нужно осторожно положить на заранее приготовленный помост. Пока фреска не ложится на место, напряжение не спадает. Большая группа людей поддерживает с четырех сторон деревянную стену и медленно наклоняет ее к земле. Наконец стена лежит! Фреска находится сверху, обращенная внутренней, шершавой поверхностью старой штукатурки вверх. Победа! Рабочие радуются, как дети, да и остальные участники нашей экспедиции ведут себя не очень-то серьезно. Все обнимают Газы. А он радостно улыбается и вытирает руки, как хирург после удачной операции. Затем становится на колени около фрески и, держа в одной руке напильник, а в другой – щетку, выравнивает штукатурку и удаляет следы солей, осевших за многие столетия на внутренней стороне фрески. Но все это теперь уже мелочи – фреска снята.