Светлана Абрамова - Африка: четыре столетия работорговли

Так же как и Да Суза, Мартинес пользовался расположением правителя Дагомеи, и последний неоднократно использовал его осведомленность в работорговых делах. После смерти Мартинеса англичане писали, что даже если кто-то и будет продолжать его дела, то по-настоящему заменить Мартинеса невозможно, так как трудно найти человека, равного ему по уму, опыту и организаторским способностям. Английские колониальные власти надеялись, что смерть Мартинеса приведет к уменьшению вывоза невольников на побережье Бенинского и Биафрского заливов.

Кроме этих двух самых крупных работорговцев в Видахе было еще много торговцев живым товаром, занимавших в какой-то мере подчиненное положение по отношению к Да Сузе и Мартинесу.

В XIX в. среди больших районов вывоза рабов следом за Галлинас и Видахом называли побережье Бенинского и Биафрского заливов. До середины XIX в., как и в XVIII в., сюда направлялись ежегодно не менее сотни, а иногда и больше Невольничьих кораблей, и ни один не уходил в Америку пустым.

Однако если в XVIII в. в устье каждой реки, на берегу любого заливчика могли быть, а часто и бывали невольничьи рынки, если около каждой деревни можно было купить похищенных людей, то в XIX в., как и на всем Верхнегвинейском побережье, продажа рабов сосредоточилась в нескольких местах, куда привозили рабов из ближайших районов. Это были Варри, Бонни, Старый и Новый Калабар и позднее Брасс.

Варри был основан племенами итсекири, Бонни, Новый Калабар и Брассиджо, которые когда-то занимались рыболовством, а потом предпочли рыболовству более выгодное по тем временам занятие — торговлю людьми. О Старом Калабаре речь уже шла в главе IV. В XIX в. работорговцы-эфик продолжали ловить людей, как писал в дневнике Антера Дуке, один из вождей Старого Калабара в XVIII в. Все эти «зародышевые государственные образования» [213, с. 99], которые в африканистике известны как работорговые города-государства дельты Нигера, были посредниками между европейскими работорговцами и африканскими. Кроме перепродажи рабов их торговцы занимались и прямым захватом невольников. Как справедливо пишет Н.Б. Кочакова, «экономика, строй жизни, само их существование определялись их местом посредников между европейскими работорговцами и африканскими народами, живущими дальше от побережья, у которых они покупали рабов…» [213, с, 99].

Современники писали, что торговцы этих районов ежегодно продавали не менее 20 тыс. рабов, 16 тыс. из которых были ибо. Д. Адамс писал, что за последние 20 лет (т. е. с 1800 г.) через Бонни было вывезено не менее 320 тыс. ибо. За это время 50 тыс. ибо были вывезены через Старый и Новый Калабар, т. е. не менее 370 тыс. ибо были переправлены в Новый Свет 159, с. 122, 129].

В Вест-Индии и Бразилии до сих пор имеются целые селения потомков рабов-ибо, где тщательно сохраняются обычаи предков. Кроме того, через Бонни было вывезено много рабов, происходивших из различных племен ибибио. Географически Бонни расположен так, что англичанам долгое время было трудно контролировать там деятельность работорговцев. Занимались работорговлей вожди и торговцы-африканцы. Крупных работорговцев европейского и американского происхождения не было.

В Бонни и в Калабаре работорговля фактически прекратилась только с началом колониальных захватов.

О работорговле в Восточной Африке, в отличие от Западной, осталось много свидетельств. Европейские путешественники, открывавшие Африку Европе, потрясенные увиденным, были очевидцами будней работорговли. Они видели караваны невольников, видели набеги работорговцев и страшные последствия этих набегов.

Арабская работорговля в Восточной Африке, как уже говорилось, не входит в тему данной работы. Однако в XIX в., когда невольничьи корабли европейцев и американцев все чаще появлялись у восточноафриканского побережья, немалое число невольников, захваченных арабами, попадало в руки европейских и американских работорговцев. Поэтому определенное количество материала о работорговцах арабского происхождения включено в эту главу.

Наиболее достоверные и подробные сведения о работорговле мы находим в работах Давида Ливингстона. Ливингстон, приехавший в Африку в 1841 г. как миссионер, стал всемирно известным путешественником и исследователем континента. О большим уважением относясь к африканцам, зная их жизнь и обычаи, он прошел по Африке многие сотни километров, не встречая враждебного к себе отношения. Ливингстон был убежденным противником расизма, считая всех людей равными независимо от цвета кожи. Он ненавидел работорговлю и, наверное, знал о ней больше, чем какой-либо другой европеец. В своих путешествиях по Африке Ливингстон видел работорговлю такой, какой она была в действительности, и в дневниках он оставил подробные, страшные по своей простоте, правдивые описания торговли невольниками.

«Наша экспедиция, — писал Ливингсгон, — была первой, которая увидела невольничество в его источнике и во всех его дальнейших фазах. Некоторые пытались утверждать, что так как торговля невольниками, как и всякая другая торговля, базируется на спросе и предложении, то она должна быть свободной Судя по тому, что работорговля вызывает так много убийств, составляющих ее существенную часть, то если ее считать отраслью торговли, туда же нужно отнести и убийство, удушение и разбой».

Капитан патрульного судна, которое полтора года крейсировал вдоль восточного побережья Африки, писал: «Многие думает, что работорговля ограничена почти исключительно западный берегом Африки. Однако восточное побережье мало отличается от западного. На каждого захваченного раба приходится около пяти убитых…» Такого же мнения был и Ливингстон [76, с. 114; 52, с. 373–374].

Вожди повсеместно продавали своих подданных!

Иногда рабов, освобожденных с невольничьих кораблей, спрашивали, где и при каких обстоятельствах их захватили в рабство. Большинство отвечали, что их схватили, когда они были недалеко от своей деревни, и, несмотря на отчаянное сопротивление, увели с собой [101, с. 183–186].

Рассказы путешественников и миссионеров, много лет проведших в Восточной Африке, говорят о том, что работорговля здесь, как и в Западной Африке, пронизывала всю жизнь африканцев, что она была ужасом для людей, но в то же время — и это было особенно страшно — к ней почти привыкли, она стала обычной неотъемлемой частью жизни.

Вот несколько отрывков из дневника Д. Ливингстона. Он не передает чьи-либо слова, а пишет только о том, что встречалось ему на пути, что он видел сам:

«…по дороге с нами шла из Кассандже партия туземных торговцев… Один из них вел на цепи восемь миловидных женщин…» [52, с. 281]. «Мимо наших дверей, — записал он как-то вечером, — прошло два человека с двумя женщинами, связанными цепью…» [51, с. 45]. В другой день в дневнике появилась такая запись: «Макололо очень любят оружие, и когда при нас проезжие мамбари предложили им 8 старых ружей, макололо взяли их в обмен на большое число мальчиков; эти мальчики не были их собственными детьми, а пленниками, принадлежащими к разным покоренным ими племенам. Я не знал ни одного случая, чтобы в Африке отец продал свое дитя…».