Лев Белоусов - Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко

Лишь саботаж со стороны министра вооружений и боеприпасов, технократа и созидателя Альберта Шпеера и нескольких генералов и гауляйтеров, которых тот сумел переубедить, не позволил претворить в жизнь тактику выжженной земли на территории самой Германии.

Разрушительные страсти Гитлера отчетливо проявлялись в его планах относительно покоренной Польши, превращенной в своеобразный полигон для испытания немецкой оккупационной политики. Население этой страны предполагалось подвергнуть своего рода культурной кастрации. Все образование сводилось к овладению сотней немецких обиходных выражений, из географии полякам было достаточно уяснить, что столицей Германии является Берлин, а ее вождем — Адольф Гитлер. Медицинское обслуживание должно было быть минимальным, только чтобы обеспечить выживание людей как дешевой рабочей силы.

В планах Гитлера главными объектами физического истребления значились евреи, цыгане, поляки и русские. Но когда шансы на победу Германии стали стремительно падать, настало время и для возможной гибели самих немцев.

В литературе часто подчеркивается гипертрофированный национализм Гитлера. Надо, однако, сказать, что это был весьма необычный национализм.

Еще в январе 1942 года, задолго до катастрофы на берегах Волги, Гитлер, упиваясь холодностью собственного ума, изрек, что, «если немецкий народ не готов бороться за свое выживание, ну хорошо — тогда он должен исчезнуть!». Эта зловещая мысль не оставляла диктатора до самого конца. В марте 1945 года, отвечая на памятную записку Шпеера о бессмысленности тотальных разрушений, которые отягощают и без того очень трудную жизнь немецкого населения, Гитлер убежденно заявил, что, «если война проиграна, народ так или иначе обречен на гибель. Такая судьба неотвратима. Немецкий народ утратил право даже на самые примитивные жизненные условия. Напротив, лучше все это разрушить самим, так как восточный народ оказался сильнее и будущее по праву принадлежит ему. Все равно в живых остались только неполноценные, ибо самые достойные уже пали в этой борьбе».

Поражение и смерть Гитлера должны были сопровождаться смертью всех, кто окружал его в бункере рейхсканцелярии, смертью всех немцев, а если бы это было в его силах, то и гибелью всего мира. Разумеется, руководители воюющих стран всегда посылают на смерть сотни тысяч или даже миллионы людей. Но в отношении Гитлера поразительно то, что производившиеся по его прямому приказу разрушения не имели ничего общего ни с расчетливыми целями, ни со стратегическими соображениями. Зачастую происходило обратное. Так, в то время как вермахту катастрофически не хватало железнодорожного транспорта, сотни эшелонов свозили евреев со всех концов Европы в лагеря уничтожения на территории Польши.

Одни авторы усматривают в этой иррациональности приоритет навязчивых идей и фанатизма над реалистичной политикой, другие — проявление страсти к разрушению, которая обуревает некрофила. Скорее всего, имело место как то, так и другое. Если сторонники первой точки зрения подчеркивают, что речь идет о целенаправленном и планомерном физическом истреблении евреев, то следует, вероятно, иметь в виду, что Гитлер ненавидел не только евреев, он ненавидел и немцев, он ненавидел все человечество, да и саму жизнь. Кажется, в глубине души он презирал даже тех женщин, с которыми поддерживал близкие отношения.

По мнению выдающегося ученого-психолога, основоположника неофрейдизма Эриха Фромма, Гитлер являл собой законченный тип некрофила, то есть человека, одержимого тягой к смерти и ко всему мертвому. Эти патологические черты — склонность к разрушению и ненависть к жизни — развились в нем еще с детства и юности. Вокруг Гитлера всегда незримо витала смерть. Разве случайно, что несколько близких или казавшихся такими ему женщин покончили жизнь самоубийством или пытались это сделать?

Уже на первом этапе жизненного пути Гитлера подстерегали сплошные неудачи. Нерадивый ученик, даже не сумевший закончить среднюю школу, отлученный от своего мелкобуржуазного класса изгой, провалившийся на экзаменах бесталанный художник, обитатель венских мужских ночлежек, прямой кандидат на роль одного из персонажей горьковской пьесы «На дне».

Но каждое обидное поражение все сильнее ранило нарциссическую натуру Гитлера, все больше унижало его. В этом человеке росло чувство ненависти, крепло желание отомстить миру преуспевших и благополучных людей. Он ждал своего часа, который пришел после поражения Германии в Первой мировой войне. Открыв в себе дарование великого демагога, Гитлер теперь мог по-настоящему рассчитывать на успех. Ибо отныне месть за растоптанную и униженную Германию становилась его местью за собственные неудачи и поражения. Спасая Германию, Гитлер спасал самого себя. Из человека он превращался в символ.

В связи с этим любопытны суждения интереснейшего мыслителя и основателя аналитической психологии Карла Густава Юнга, высказанные в интервью, которое он дал американскому журналисту Хьюберту Никербокеру в октябре 1938 года.

По мнению Юнга, с которым, разумеется, можно и не соглашаться, различие между Муссолини и Гитлером состояло в том, что Муссолини — человек, обладающий жизненной энергией и даже теплотой. Гитлер же — едва ли человек. Это «деревянный каркас», механизм в маске робота, дублер настоящего человека. По убеждению Юнга, Гитлер — никто, в том смысле, что это не настоящая человеческая фигура, а воплощение нации, «род божьего сосуда», это — миф.

Что же касается некрофильской ориентации Гитлера, то о ней свидетельствует множество фактов.

Так, во время просмотра кинохроники о варварской бомбардировке Варшавы он приходил в безграничный восторг от картины грандиозного разрушения большого европейского города — рушащихся зданий, клубов дыма от взрывов, зарева пожаров. Весьма показательно и его восприятие фильма «Король Фридрих». По сюжету, отец Фридриха король Фридрих Вильгельм I намеревался казнить сына и его друга, лейтенанта Катте, за попытку тайно бежать в Англию. Гитлер счел это намерение «великолепным» и неоднократно повторял, что каждому, кто погрешит против государства, следует снести голову с плеч, «даже если это твой собственный сын». На лице Гитлера едва ли не постоянно возникала гримаса брезгливости, как если бы человек принюхивался к неприятному запаху. Стоит только посмотреть на многие его фотографии или кадры хроники. Необычайно выразительны в этом отношении съемки Гитлера сразу после капитуляции Франции, подписанной в Компьене, в том самом железнодорожном вагоне, в котором представители Германии 11 ноября 1918 года подписывали акт о перемирии, означавший поражение Германской империи.