Александр Асов - Тайны русских волхвов. Чудеса и загадки языческой Руси

– Не…

– …на еще одном направлении работ нашего института. Мы вносим свой посильный вклад в освоение моря с помощью космической техники: Разработана необычная конструкция драги, которую удобно опускать с борта космического корабля в заранее определенную точку моря или океана… Для усовершенствования космической связи предлагается записывать сообщения, поступающие на корабль, на специальных листках, потом тщательно закупоривать их в бутылки и выбрасывать за борт, стараясь попасть в середину морского течения, которое омывает густонаселенные районы или пересекает оживленные морские пути…

Ведущий сидел красный, как рак, то открывая, то закрывая рот. Наконец, он не выдержал и щелкнул выключателем на своем столе. Звук пропал, – теперь Татев стал по-рыбьи то открывать, то закрывать рот, улыбаясь, жестикулируя. Потом ведущий нажал еще одну кнопочку и покрутил ручку настройки – края изображения Татева вспыхнули, он стал таять, распадаться, и вскоре на телевизионном экране остался лишь ореол, а потом и он пропал. Ведущий облегченно вздохнул, включил звук.

– Ой! – Он взглянул на часы. – Время нашей передачи подходит к концу… Мы надеемся, что будут приняты соответствующие меры!.. Ах, если бы можно было так же просто, как на экране: щелкнул – и человек полетел с занимаемой должности. Всего хорошего, дорогие товарищи!..

На следующий день Илья твердым, решительным шагом прошел по лаборатории, сел за свой стол и стал ворошить бумаги с таким видом, будто он хотел взять все эти бумажки, а заодно с ними и все брошюрки, бюллетени, статейки на соседних столах, – взять, скомкать – и в окно! И пусть летят они, кувыркаясь в воздушных потоках… и пусть несет их ветер на те далекие крыши, на автобусы, под ноги ничего не понимающим, удивленным прохожим…

В лаборатории сразу же почувствовали, что с ним творится что-то неладное, слишком уж он агрессивно стал перекладывать на своем столе кипы бумаг и даже уронил одну пачку на пол, не заметив этого. Это послужило сигналом для Боженькиной и Одуванчиковой, они вскочили, сотрясая свои необъятные формы, и бросились в коридор: неотложку! милицию! воды! За ними ринулся и Морозильников: успокаивать. Эсмеральда захлопала накладными ресницами и потянулась к телефону. А Илья перекладывал стопки бумаг все быстрее и быстрее, морщинистый лоб его покрылся капельками пота, прядь сбилась с лысины на нос, но ему это было безразлично, он ничего не видел.

Вернулся Морозильников, протянул ему стакан воды. Илья, клацая зубами и проливая на рубашку, выпил, закашлялся, при этом нос у него то и дело отлипал от нижней губы, а лицо принимало умиленное выражение.

Илья поднялся и, высоко поднимая ноги, прыгая как балерок, полетел к Татеву.

На сей раз Татев не встретил его на пороге; он сидел с хмурым, неприступным, даже злобным видом. Илья подошел к столу задыхаясь, дрожа всем телом. Но, несмотря на свое воспаленное состояние, он вдруг заметил странную вещь: стол его был чист, на нем не было ни одной бумаги, более того – шкафы были открыты настежь и из них вынуты тоже все папки. Все это было аккуратно сложено и перевязано бечевками в углу кабинета. Татев держал в руках папочку и не спеша со значением завязывал у нее тесемочки.

– П-почему… пап-пка?! – спросил Илья грозным голосом. Он хотел сказать совсем не это, и голос был припасен для других слов, а эти сами почему-то сорвались с языка.

– А… переезжаю, – значительно сказал Татев.

– Сняли? – резко спросил Илья.

Татев улыбнулся, поднял глаза на Илью.

– Перевели… – и отчеканил: – с по-вы-ше-ни-ем.

Илья задохнулся.

– А на мое место рекомендуют – вас. Да-с! Вас! Я буду по-прежнему вашим начальником. – И он добавил, улыбнувшись, шутя: – Учтите! Чтоб у меня… ни-ни! А то – знаю я вас!! Да-с!

Илья покачнулся, чуть не упал.

– Впереди у нас много, много работы! – Татев стукнул ладонью по папке. – С проектом заминка вышла, но это ненадолго, уверяю вас! Волны улягутся и мы начнем потихоньку… полегоньку… – Илья заметил, что в руках у Татева появился совочек для песка, он черпал совком воздух и пересыпал его в ящики стола.

– Да-с! А работы у нам хватит! хватит! И земли на наш век хватит! Да, вот, кстати! – Татев бросил совок в дипломат и вынул из него карту. Его ноготь черкнул по какой-то пустыне. – Сейчас как раз начали копать новый канал – срочно! срочно нужно сделать экологическое обоснование! А то, понимаете, природа шуток не любит! Сами понимаете!

Илья сел на первый подвернувшийся стул.

Илья и Татев сидели друг напротив друга, не мигая смотрели перед собой, молчали, их взгляды не пересекались.

…Илья сидел один дома, в своем кабинете… Он теперь приходил с работы, молча ел, молча садился за стол и часами неподвижно сидел, даже не включая телевизор. Он просто сидел и разглядывал свой портрет, повешенный на стене.

С портрета на Илью Ивановича Петрищева смотрел Илюша, который строил песочный город у большой реки. В этом песочном городе, в только что построенном микрорайоне, где дома давят, подминают под себя крохотного слабого человечка, в одном из поднявшихся под рукой Илюши небоскребов, на тринадцатом этаже сидел в своем кабинете Илья Иванович Петрищев. И песочный смерч завивался в колоце песочных зданий, хлестал в стекла его квартиры… Илюша так хотел жить в песочном городе, он так стремился к этому, не щадя никого и ничего, что его желание исполнилось и он сам стал песочным человеком, – нет, не человеком – человечком, щепотью пыли, праха…

Илья поднялся, пошел в душной полутьме, мягко ступая по пыльному, давно не выбивавшемуся ковру… Илья не замечал пыль, ему было все равно. Илья пошел в прихожую, остановился перед зеркалом трюмо, на коем тоже лежал толстый слой пыли, – Илья с трудом рассмотрел за слоем темные контуры своего лица. Он провел пальцем по стеклу: нарисовал кружок, потом наметил глаза и улыбающийся рот.

Из зеркала на него смотрел Илюша… Илья перечеркнул Илюшу двумя штрихами. Он вышел из дома, пошел по песочному, осыпающемуся, нестойкому городу. Он шел и видел, как рушатся, обращаются в груды песка и щебенки дома, как падают, наваливаясь друг на друга, переламываясь у основания, небоскребы…

Но ему не было до того дела, он шел на работу, перебирался через дымящиеся завалы и осыпи, он не торопился, не боялся опоздать, он должен был прийти вовремя. Солнце жгло немилосердно, над горячим асфальтом поднимались дрожавшие струи…

Они-то и создавали миражи, иллюзии, разрушавшиеся при малейшем дуновении. Его мучила жажда – но ни один автомат с газированной водой не работал. Он вынимал платочек и вытирал потную, красную шею. Он не спешил… Было жарко…