Коллектив авторов - Всемирная история: в 6 томах. Том 2: Средневековые цивилизации Запада и Востока

Термин «бюрократия» в известной мере анахроничен, как и «чиновничество», слишком силен стоящий за этими словами образ управленцев, описанных Максом Вебером как агентов власти, действующих на рациональных основаниях. В то же время, если применять веберовскую классификацию, речь идет скорее об обществах, покоящихся на основаниях традиционалистских. И должностные лица могли выполнять свою роль, невзирая на смуты и междоусобицы, только будучи носителями специфической культуры, осознавая себя как важнейших хранителей государственного начала, легитимного в той мере, в которой оно покоилось на незыблемой традиции.

Устойчивость бюрократии обеспечивалась и строго иерархическим принципом ее организации, и известным корпоративизмом, усиленным общим культурным багажом и, как правило, скрепленным взаимными семейными связями. Все это придавало чиновникам уверенности в себе, но государственная машина становилась консервативной и неповоротливой (даже если и не говорить еще о коррупции). В некоторых случаях чиновники могли действовать так, будто лучше императора понимают, в чем благо государства.

Власть императоров была не просто священной, но и непререкаемой. Даже в том случае, когда она имела за плечами прошлое, связанное с полисными традициями (в Византии и в определенной мере в Сасанидском Иране), она стремилась как можно решительнее отмежеваться от такого наследия. Не столь успешно, но порой не менее решительно императоры противостояли притязаниям аристократии на власть, не желая делиться ею ни с кем. Это нередко вынуждало правителей к поискам абсолютно преданных и при этом достаточно эффективных исполнителей. Отсюда происходит любопытное в своем постоянстве стремление правителей опираться на евнухов, что было характерно не только для полигамных китайских императоров, арабских халифов, ханов и шахов Ирана, но и для христианских (и поэтому моногамных) византийских василевсов. Евнухам, вырванным из своей среды, не имеющим семей и презираемым придворными и чиновниками, доверяли даже самые мнительные императоры. Пока власть находилась в сильных руках, кастраты были лишь тенью императора, исполняя его волю, но когда власть слабела, их роль многократно возрастала.

Перед империями стояли схожие по своей сложности задачи в военной области: надлежало удержать обширную территорию, особенно уязвимую ввиду набегов кочевников, причем противостоять приходилось зачастую маневренным конным армиям. Выход виделся в создании военных округов (в особенности в пограничных районах) с широким набором полномочий их правителей и в основании военных поселений, жители которых получали льготные наделы и иногда были освобождены от налогов, но обязаны служить в войске.

Система фубин и военные округа цзеду возникают в империи Тан лишь немногим ранее, чем фемы и поселения стратиотов в Византии. В одном случае эти меры помогли обезопасить границы от наследников Тюркского каганата и перейти в наступление, в другом — остановить натиск арабов и отвоевать часть утраченных территорий. Но еще раньше по этому пути пошел Сасанидский Иран, где выделялись пограничные округа-«марзпанства», чьи правители соединяли в своих руках военную и судебно-административную власть. Позже халифат Аббасидов будет создавать подобные особые округа на границе с Византией.

Военные округа Китая и Византии сумели противостоять противнику, создали свою вполне боеспособную конницу, от которой в новую эпоху зависело многое. Но выполняя свою задачу, военные доставляли все больше неудобств правителям: «фемархи» и «цзедуши» были склонны в лучшем случае к сепаратизму, а в худшем могли претендовать на власть, соперничая с имперской бюрократией. Мятежи Ань Лушаня в Китае и Фомы Славянина в Византии были подавлены ценой величайших жертв, но ставленникам военных: Исаврам, Комнинам и Сунам — удалось основать новые династии.

Правда, придя к власти, новые императоры принимались ограничивать власть комендантов военных округов. Династия Сун поставила цзедуши под жесткий бюрократический контроль, застраховав себя от военных переворотов и сепаратизма, но тем самым утратив боеспособность своей армии. Несмотря на громадные военные расходы, Суны вынуждены были смириться с потерей северных территорий и выплачивать дань киданям, тангутам и чжурчженям. В необходимости откупаться от «варваров» рано убедилась и Византия. При этом эффективная византийская дипломатия действовала достаточно умело, сталкивая одних «варваров» с другими. Чужеземцев охотно принимали на военную службу; особо ценились варяги и сицилийские норманны, а конными лучниками в византийской армии были, как правило, тюркские наемники.

Сасанидский Иран раньше других стал создавать армию нового типа, в которой служили дикхане (представители мелкой служилой знати), но также часто вынужден был откупаться от кочевников-эфталитов. Мусульманские преемники шаханшахов достаточно быстро отказались от опоры на местные ополчения и начали покупать рабов для военной службы: гулямов и мамлюков. Военную функцию все чаще здесь исполняли этнически обособленные группы — горцы (приведшие к власти Бундов), бедуины, а позже — тюрки из кочевых и полукочевых племен.

Китай и Византия не пошли по этому пути, несмотря на значительную и даже все возрастающую роль наемников, их армии в этническом отношении не отличались от основного населения империи. Но комплектованию таких армий мешала концентрация политической власти в руках крупных землевладельцев, что вело к ослаблению слоя свободных крестьян и что, в свою очередь, сокращало как налоговую базу, так и возможности для набора войска. Для того чтобы противостоять этому процессу, надо было прилагать титанические усилия, периодически обновляя кадастры, укрепляя крестьянское землевладение и осаживая алчность землевладельцев. Это требовало политической воли, слаженных действий бюрократического аппарата и немалых ресурсов. С какого-то момента власть начинала постепенно отказываться от этой задачи, лишь изредка напоминая обществу о своих прерогативах.

В Византии поселения стратиотов как основы войска медленно, но все же неуклонно уступали место прониям, все более напоминавшим западные сеньории. Это давало возможность императорам из династии Комнинов быстро собирать боеспособных воинов, минуя столичную бюрократию, но было чревато ослаблением государства. В империи Сун планы восстановления надельной системы и создания контингента национальной конницы остались лишь проектами, и крестьяне продолжали терять землю, становясь в лучшем случае арендаторами.

Возможности государства сокращались. Это не обязательно имело лишь негативные последствия. В периоды ослабления государства мог наблюдаться расцвет культуры и экономический рост. Однако присутствие мощных и агрессивных соседей делало такие периоды чреватыми катастрофическими потерями. Вернуть утраченное могущество империям можно было лишь восстанавливая свободное крестьянство. Позднее, в XIV–XV вв., Китай сумеет решить эту задачу, Византия — нет. И их исторические пути окончательно разойдутся.