Владимир Наджафов - Пакт, изменивший ход истории

После приема у наркома германский посол направился к его первому заместителю. Ф. Шуленбург пришел ко мне, записал В.П. Потемкин, «растерянный и смущенный». Не получив ответа на вопрос, что за надлежащая политическая база должна быть подведена под экономические переговоры, посол не знал, что ему сообщить в Берлин о беседе с Молотовым {469} 469 Из дневника В.П. Потемкина, № 5301. Прием германского посла Шуленбурга 20 мая 1939 г. // Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Фонд 06. Опись 1. Папка 7. Дело 72. Лист 11. . Любопытно, что эта важная для выяснения сути дела запись Потемкина не была отобрана для публикации составителями сборника документов «Год кризиса. 1938–1939», изданного МИДом СССР.

Хотя В.М. Молотов не решился конкретизировать свой интерес к политическому соглашению с Германией, Ф. Шуленбург, подводя итог беседе в своем донесении в Берлин, оказался близок к истине. По его мнению, «только определенное предложение, исходящее от германского правительства, будет здесь рассматриваться всерьез» {470} 470 FRUS. 1939. Vol. 1.Р.321. .

Догадка Ф. Шуленбурга о том, что В.М. Молотов своим требованием о необходимости подведения под двусторонние отношения «политической базы» хотел подтолкнуть немецкую сторону к «определенному предложению» на переговорах, нашла подтверждение в выступлении В.М. Молотова 31 августа на сессии Верховного совета СССР с предложением ратифицировать подписанный им советско-германский пакт. По признанию Молотова, с 1926 года «политической основой» отношений с Германией стал «договор о нейтралитете» (Берлинский договор о дружбе и нейтралитете — В. Н.), «который был продлен уже нынешним германским правительством в 1933 году». Добавив, что «этот договор о нейтралитете действует и в настоящее время» {471} 471 Речь Председателя Совета народных комиссаров, народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова на сессии Верховного совета СССР. 31 августа 1939 г. // Год кризиса. 1938–1939. Т. 2. С. 350. .

Следовательно, к моменту заключения пакта о ненападении продолжал действовать продленный Гитлером в мае 1933 г. Берлинский договор, представлявший ценность, по признанию Молотова, именно как политический договор. Статью о нейтралитете дополняли и развивали другие статьи договора, закрепившие характеристику двусторонних советско-германских отношений со времен Рапалло 1922 г. как «самых дружественных» (М.М. Литвинов). Но объяснение советского стремления заключить с Германией новый договор только тем, что вместе с ним стороны подписали секретный протокол о разделе «сфер интересов» в Восточной Европе, будет не полным, не учитывающим широкого геополитического контекста пакта о ненападении, подлинное значение которого раскрылось через несколько дней, когда Германия напала на изолированную Польшу, союзницу Франции, а сталинский Советский Союз закрепил антизападную направленность нацистской агрессии. Чтобы события развивались именно так — движением к всеобщему конфликту в Европе, — и потребовался новый договор.

По приведенным выше документам видно — и это следует подчеркнуть, — что на данной стадии продолжавшейся эволюции советско-германских отношений большее стремление к двустороннему сближению проявляла советская сторона, высказываясь за то чтобы не ограничиваться сферой экономических отношений, а урегулировать двусторонние политические отношения. Более того, сделать политическое урегулирование приоритетным — «базовым» для двусторонних отношений.

Все же нельзя не задаться вопросом: подведение какой именно «политической базы» под советско-германские отношения имел в виду В.М. Молотов? Если он имел в виду только заключение договора о взаимном ненападении, то мог воспользоваться заявлением Ф. Шуленбурга о том, что германское правительство считает Берлинский договор 1926 г. сохраняющим силу. Молотов же, как уже говорилось, «уклонился» от разъяснения своей позиции, несмотря на настойчивость посла. Другими словами, у него была уже выработана определенная позиция, но Молотов предпочел пока не раскрывать карты.

В Берлине, в отличие от Москвы, еще не были готовы к некой конкретной сделке, на которую прозрачно намекал В.М. Молотов. Через несколько дней «Джонни» передал американцам информацию о реакции германского МИДа на отчет Ф. Шуленбурга о встрече с Молотовым: воздержаться от дальнейших шагов по сближению {472} 472 FRUS. 1939.Vol. 1.Р.321. . Через месяц в еще одной депеше в Госдепартамент о состоянии советско-германских отношений С. Грамон сообщил о результатах очередной поездки Шуленбурга в Берлин. Как выяснилось, И. Риббентроп никак не откликнулся на предложение Молотова подвести «политическую базу» под двусторонние отношения {473} 473 Там же. С. 326–327. .

До 28 июня, когда произошла вторая встреча Ф. Шуленбурга с В.М. Молотовым, депеши, посылаемые американским посольством в Госдепартамент, в основном касались советско-германских экономических переговоров. Такие переговоры шли — не очень активно, но и без формального разрыва {474} 474 Там же. С. 322–326. .

Запрос германского посла о новой встрече был тут же удовлетворен. В.М. Молотов, вероятно, спешил узнать ответ на свое предложение относительно подведения под со- ветско-германские отношения «политической базы». Но его ждало разочарование. В беседе, продолжавшейся больше часа, Ф. Шуленбург ограничился тем, что повторил заверения об отсутствии у Германии агрессивных намерений в отношении Советского Союза. Приведя в подтверждение такие аргументы: полное прекращение антисоветских публикаций в немецкой прессе, уступка Венгрии Закарпатской Украины (снимавший с повестки дня так называемый украинский вопрос, то есть угрозу продолжения движения Германии в восточном направлении), заключение в начале июня Германией договоров о ненападении с Эстонией и Латвией {475} 475 Там же. С. 327–328. .

Но на В.М. Молотова эти аргументы не произвели впечатления. На его замечание, что договоры Германии с прибалтийскими странами не имеют прямого отношения к Советскому Союзу, посол откликнулся вопросом, не желает ли СССР заключить с Германией такой же договор. Однако «Молотов уклонился от обсуждения вопроса» {476} 476 Там же. С. 328. .

Далее В.М. Молотов пожаловался на несоблюдение Германией советско-германского договора 1926 г., говорил о ненадежности договоров о ненападении в свете аннулирования Германией аналогичного ее договора с Польшей. Он ответил утвердительно на вопрос посла, распространяется ли на Германию провозглашенная на партийном съезде советская политика поддержания нормальных отношений со странами, которые не покушаются на интересы СССР {477} 477 Там же. .