Александр Чудинов - Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза

Приехав сюда, мы представились г-ну Сенебье, главному библиотекарю городского коллежа. Этот визит был важен для того, чтобы получить кое-какие сведения о ресурсах этого города. Г-н Сенебье – человек весьма просвещенный, приветливый, общительный и предупредительный. Ему доставляло удовольствие принимать двух иностранцев, пусть даже не имеющих рекомендаций, и отвечать на все наши вопросы. Хотя в результате последних беспорядков [566]Женеву покинули некоторые интересные люди, тем не менее здесь по всем предметам можно найти хороших профессоров. У них мы будем брать частные уроки, если не сочтем более предпочтительным посещение их публичных лекций, каковое окажется возможным лишь в отдельных случаях, так как большинство лекций читается на латыни. Мы только что договорились с блестящим преподавателем немецкого языка. Тут можно также совершенствоваться в верховой езде и других светских навыках [567].

Со своими риомскими друзьями Ромм также поделился тем благоприятным впечатлением, которое оставил у него женевский эрудит:

Первым, кому мы представились здесь, был г-н Сенебье, библиотекарь и президент (principal) Женевской академии. Это еще молодой человек, весьма образованный, очень приветливый, открытый, простой и предупредительный. Прием, который он нам оказал, меня тем более удивил, что у нас не было к нему никаких рекомендательных писем, а он после одного только разговора с нами, длившегося довольно долго, узнав, кто мы такие, предложил пользоваться библиотекой, беря книги на дом [568].

Тот теплый прием, который Сенебье оказал совершенно незнакомым людям, очевидно, поразил и Павла Строганова. Хотя Попо коснулся этой темы в письме отцу лишь полтора месяца спустя, впечатление, по-видимому, было еще столь живым, что рассказ юноши о происшедшем едва ли не дословно повторял то, что Ромм сообщил по горячим следам:

Мы познакомились здесь с господином Сенбие, здешняго города книгохранителем; он человек очень ученой и учтив. Первый раз, когда мы у него были, хотя без всякаго одобрительнаго письма, он нам тотчас представил книги городской библиотеки. Нам показывали книги, вами подаренныя [569].

Вскоре дали знать о себе и старые швейцарские знакомые А.С. Строганова. Узнав о том, что в Женеве гостит сын графа, они перенесли на юношу ту симпатию, которую когда-то испытывали к его отцу. Павел, похоже, был приятно удивлен, обнаружив, что старого графа здесь хорошо помнят:

Мой дорогой папа,

Господин Саразен, пастор, приходил к нам с визитом в тот момент, когда нас не было дома. Мы пошли к нему, но оказались не более удачливы. Мы очень хотим его видеть, поскольку он Вас хорошо знает и даже имеет у себя дома Ваш портрет.

Человек, у которого Вы проживали на пансионе, до сих пор жив. Это – кавалер Ордена истинного достоинства (Vrai Mérite), имени которого мы не знаем и с которым встретимся сразу же, как только сможем. <���…> Четыре раза в неделю мы ходим в манеж. Учитель конной езды, который дает нам уроки, тоже Вас знает. Я прошу Вас прислать список имен Ваших здешних знакомых и сообщить, в каком году Вы здесь учились [570].

Заканчивалось письмо постскриптумом, где Павел сообщал, что с пастором они все же увиделись. С Александром Саразеном [571]у Попо установились самые добрые отношения, и две недели спустя он писал отцу: «Мы уже много раз были у господина Сарасина, которого беседу я очень люблю» [572].

Повезло Павлу Строганову познакомиться и с самим Якобом Верне, у которого когда-то учился его отец. Повезло, потому что этот выдающийся теолог, историк и философ века Просвещения находился уже в весьма почтенном возрасте. Когда-то, в самом начале своей карьеры, он тоже служил домашним учителем, как теперь Ромм, правда, было это давно, очень давно, задолго до рождения не только Павла, но даже его отца. Получив теологическое образование в Женеве, Верне в 1720 г. покинул родной город и отправился в Париж, где и проработал девять лет учителем. Путешествуя в 1728 г. со своим воспитанником по Западной Европе, он встречался с такими яркими людьми, как итальянский историк Л. Муратори, шотландский экономист Дж. Лоу, французский правовед Ж. Барбейрак. Тогда же Верне познакомился и с Ш.Л. Монтескье. После выхода в свет сочинений по кальвинистской теологии, принесших ему первую известность, Верне в 1730 г. возвратился на родину и стал гувернером единственного наследника видного женевского богослова Ж.А. Турретина. Со своим подопечным он опять отправляется в путешествие, посещая Германию, Францию, Голландию, Англию. Вернувшись в 1734 г. на родину, Верне три года служил пастором, а потом начал преподавать в Академии, где и работал до преклонного возраста. Его перу принадлежали десятки трудов по теологии и популярное сочинение по всеобщей истории для юношества [573]. Известен он был и своими непростыми отношениями с философами Просвещения. С одними его связывала дружба, как, например, с Монтескье, которому Верне помог в 1748 г. издать в Женеве трактат «О духе законов», с другими он находился в переписке, как, например, с Вольтером и Даламбером. Однако вольномыслие ряда просветителей в вопросах религии Верне не разделял и резко полемизировал с ними в своих произведениях. Довольно широкий резонанс получила его критика статьи «Женева», написанной Даламбером для седьмого тома «Энциклопедии» (1757) [574].

Этот почтенный мэтр с большой теплотой отнесся к Павлу Строганову, отца которого он помнил еще юношей. Попо писал об этом старому графу:

Милостивой государь и почтенной отец мой,

Мы были в женевских беседах, которыя бы очень веселы для меня были, ежели б я обык больше в свете. Окружности Женева весьма прекрасны, и оне в наших ежедневных гуляниях подают случай иметь полезныя и приятныя разговоры. Мы здесь видели господина Вернета, вашего бывшаго историческаго профессора, он нас весьма ласково принял и много о вас спрашивал. Видно, что он вас очень любит. Ему от роду восемьдесят девять лет; хотя по его старости он уже больше давать учение не может; но нам позволил к нему приходить раз в неделю, чтоб пользоваться его разговорами, и нам дал начальной порядок в чтении истории. Он меня просил вам о нем напоминать [575].

Хотя Ромм, как мы знаем, относился к истории весьма скептически, у него сей почтенный мэтр гуманитарных наук также вызывал глубокое уважение, о чем можно судить по письму гувернера старому графу:

Сохранившиеся здесь теплые воспоминания о Вас оказались весьма полезны для Вашего сына. Они обеспечили ему очень хороший прием у нескольких персон, среди которых я особо выделю интересного и почтенного старца г-на Верне. Речь его непринужденная и веселая, но в то же время мудрая и полезная. Я узнал, что он больше не дает уроков, и выразил ему свое сожаление, не сделав, однако, ничего, чтобы побудить его изменить это решение. Но я попросил у него советов, дабы он направлял нас в чтении и в выборе профессора истории, и он согласился с открытым сердцем. Он сказал Попо: «Вы переживаете сейчас свою весну; это сезон, когда надо заниматься севом, если хочешь в более зрелом возрасте собрать урожай. Сейте же сейчас, работайте, пожинать будете, когда станете взрослым». Он владеет искусством преподавать и формулировать вопросы и позволяет, в свою очередь, чтобы ему их задавали. Таким образом, это знакомство даст нам всё что надо. Он мне сказал: «Мой возраст не позволяет мне много работать, но я буду вроде врача-консультанта» [576].