Константин Станюкович - От Бреста до Мадеры

Константин Михайлович Станюкович

От Бреста до Мадеры{24}

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Птицею райскою засвистал в дудку боцман Никитич. Ревмя заревел он: "пошел все наверх на якорь становиться!" - мимоходом стеганул раза два легонько линьком закопавшегося молодого матроса Гаврилку и полетел реи править.

Повыскакали матросы смотреть, в какой это такой город входит корвет. Рады они были всякому городу. Пора стояла дождливая, осенняя; окачиваться холодно, а тело расчесалось - бани требует. Ну и опять же, верно, порт и не без кабаков, и не без тех кралей, что пленяют так матроса за границей и которой несет он, - если уж краля очень вальяжна, - всю свою наличную денежную заслугу.

"На ж тебе, мол, басурманская ты душа... Знай ты русского матроса и ндраву его не препятствуй".

И какая-нибудь Жюли или Матильда нраву матросскому не препятствует, исправно обирает его разгулявшегося и ведет с ним беседу деликатную, и так ведет (на то она и француженка), что и матрос беседу ее понимать может.

- Обходительна оченно, - говорит после молодой матрос Гаврила у себя на корвете, - и бестья ж эта, я вам, братцы, скажу, французинька... Так вот тебе и чешет по-нашему, так и чешет... "Рус, говорит, люблю; рус, говорит, бон". Ну и опять же: ласкова, шельма, знает, как тебя ублажить.

Слушают ребята эти лясы и одобрительно ухмыляются.

- Гличанки - те варварки, горды, - замечает пожилой марсовой Андреев, морду от нашего брата воротят.

- Чистоту, Кирилыч, любят. Ономнясь, я вам скажу, Фокина по роже съездила одна гличанка-то... "Зачем, говорит, нетверезое ты экое рыло, целоваться, мол, лезешь!" То-то, ребята сказывали, смеху было.

Разбрелись матросы по палубе и глядят да поглядывают на скалы, между которых тихим ходом идет корвет.

Невесело что-то подходили мы к рейду. Стоял пасмурный осенний день. Мелкий назойливый дождь мочил немилосердно, словом, погода вполне подходила к неприветливым серым скалам с рассеянными на них батареями, где мерно шагали по эспланадам{25} закутанные в серые плащи часовые.

Корвет входил в Брест.

- Чтой-то за город будет, братцы? - спрашивают друг у друга матросы, гличанский или хранцузский?

- Кто его знает, братцы, какой он такой.

- Это Брест-город, - говорит кто-то, - хранцузского королевства порт. Веселый, ребята, порт. Я был там, как на "Баяне" ходили, кабаков-те... Кабаков-те сколько...

- А скажи, брат, бани там есть? - спрашивает Гаврила.

- Бани-то? Бань нету.

- Штоб им пусто было! И видно нехристей. Нигде этто бань нету. В Киле{25} не было... И опять в Бревзене{25} не было, и теперче нету. И што ты станешь делать? С Кронштата не мымшись. Поди, так и насекомая заведется.

- Звестно она в грязи живет, - замечают матросы.

- Так как же быть, братцы?

- Ванные есть в Бресте, помыться можно.

- Што с нее толку! В ванной не пропреешь. Одна слава - мытье... Ребята ходили в эти ванные, сказывали, что дрянно.

- Ну, Гаврилка, теперича ты бань нигде не увидишь, все пойдут ванные.

- Ишь ты!..

- А то станет жар, и такой, братец ты мой, жар, што ты места не найдешь, ровно пекло пойдет, а в воде кит-рыба и акулье плавает, дай только подальше зайтить. И хоша окачиваться станешь, все без толку, потом) вода там горяча, в тропиках-то, - объясняет Кирилыч.

- Это город значит такой, Тропики?

- Это страна такая... ну и зовется по-ихнему тропиками...

Разговаривающие замолкли... Мимо проходил офицер...

- Так в Бресте бань нету? - немного погодя снова начал Гаврила.

- Ишь пристал... Сказывают - ванные...

- Ну тебя с богом, с ванными!

- Гляди, братцы, кораблей-то сколько!..

- А и так... вона и город!..

- На контра-брас на правую! - рявкнул в это время Никитич и кстати обозвался.

Разговоры на баке прекратились. Матросы молча трекали снасть...

Рейд начал открываться. Корвет прибавил ходу, на нем выправили реи, чтобы в чужие люди показаться, как следует военному судну, и, пройдя между французскими кораблями, кинул якорь.

Город виднелся вдали... Как матросы были рады городу, так и офицеры были ему рады... И если матросы так настойчиво допрашивали: "есть ли в Бресте бани", - то этот вопрос мог, по совести, считаться более важным (ибо решен вопрос чистоплотности), чем те, которыми офицеры осыпали товарища, бывшего прежде в Бресте...

- Что, какая лучшая в Бресте гостиница?

- Бильярды с лузами есть?..

- А насчет дам, каково оно?..

Такими вопросами закидывали лейтенанта Ивана Ивановича, который поспешил дать самые точные и удовлетворительные ответы...

Все пошли собираться в город и облачаться в статские костюмы... И уж на каких же чучел многие были похожи в статском платье! Известно, военный человек в нем на первый раз неловок, не в своем виде. Привык он и признаков белья не показывать из-за галстука, а тут надо жако{25} разные выставлять... Ну, конечно, с непривычки трудно!

Пока одевались, в кают-компании собрались прачки - всегдашние первые гостьи - и уж шумели там препорядочно. Все хлынули из кают посмотреть на прачек. Многим желательно было увидать молоденьких, чистеньких гризеток, но все сильно ошиблись, увидев вместо молодости и красоты - старость и неблагообразие крикливых бретонок, которые и говорили таким ломаным французским языком, что понять было трудно.

Старые тетки эти словно на лицах господ офицеров прочли, что многие не таких прачек ожидали... Одна из них мигом выбежала наверх и скоро привела молодую, не совсем некрасивую девушку, очень мило одетую, которая и не замедлила, лукаво улыбаясь, упрашивать отдать белье своей патронше... Но другие старухи тем временем не дремали и многозначительно совали в руки удостоверения от господ русских офицеров, прежде посещавших Брест. Некоторые удостоверения, писанные по-русски, не лишены были категоричности.

"Такая-то моет хорошо, но в срок не привозит белья... Не отдавайте ей мыть, господа... Она, вдобавок, морда!"

Был и такой сертификат{27}:

"К старой карге можно обращаться по разным делам, в коих россиянину в чужом городе может встретиться надобность. Берет за мытье дорого, но у нее прачки молоденькие".

Одна рекомендация гласила:

"Господа, madame Girnaux хоть моет белье отвратительно, но советуем отдавать ей мыть, ибо в награду за дурно вымытое белье вы познакомитесь с ее племянницей, хорошенькой Мери (19 лет), брюнеткой, с голубыми глазами, но без рекомендации своей тетушки ни с кем не знакомится".

Надо признаться, что на последний сертификат изловилось большинство публики, и надо было видеть, с каким злорадством другие прачки смотрели на госпожу Girnaux, веселую, довольную, уносившую один за другим большие узлы с грязным бельем.