Александр Белов - Расы космических пришельцев. Запрещенная антропология

Рис. 84. Фото больного микроцефалией

Как видим, перед нами предстает весьма яркая картина то ли обезьян, то ли людей. Самые разные ученые XIX и XX веков, не стесняясь, высказывали предположение, что микроцефалия как болезнь является своеобразным возвращением к стадии обезьяньих предков. Такой взгляд можно встретить и сегодня. Так, нейроморфолог С. В. Савельев в своей книге «Происхождение мозга» сопоставляет анатомию мозга микроцефалов и австралопитеков. Начинает свое исследование российский профессор с людей нормальных, но с несколько уменьшенным объемом черепной коробки. Согласно его данным, социализированные личности, имеющие мозг массой около 700 см 3, встречаются и в Европе, и в России, и в Австралии. Даже в старческом возрасте они не демонстрировали никаких очевидных отклонений в поведении. Так, Савельев пишет:

«Исследование 11 таких случаев показало, что, не обладая выдающимися способностями, эти люди могли заниматься самой разнообразной деятельностью. Следовательно, даже среди современных людей возможно вполне адаптированное и социализированное существование особей с массой около 700 см 3».

Далее, Савельев сосредотачивается на исследовании патологических индивидов. Ссылаясь на Фохта и других ученых, он пишет о том, что продолжительность жизни микроцефалов невелика, обычно она составляет 25–30 лет. До 74 лет в психиатрической клинике дожила женщина с массой мозга 277 г. На стр. 159 своей монографии Савельев пишет:

«Специальные исследования показали, что при массе мозга от 232 до 622 г микроцефалы могли произносить отдельные слова и вести предельно упрощенную социальную жизнь. В основном это были пастухи, собиратели дров, деревенские дурачки, обитатели богаделен или психиатрических клиник».

Савельева интересуют в первую очередь микроцефалы без серьезной патологии. В свое время еще исследователь Джакомини разделил всех микроцефалов на три группы. В первую группу входят больные, у которых все структуры мозга уменьшены более или менее пропорционально, вторая группа отмечена наличием разнообразных патологий. Третью группу составляют больные с патологиями и задержками развития.

Обычно эволюционисты стремятся использовать представителей первой группы для сравнения с обезьянами и австралопитеками, дабы подтвердить свои взгляды на эволюцию человека. Савельев говорит, что всех микроцефалов, входящих в первую группу, т. е. не отмеченных резкими патологиями, можно разделить еще на две группы. Это микроцефалы, которые нуждаются в специальном уходе и содержании, и те, кто не нуждается в этом. Условная граница между теми и другими проходит где-то в районе 380–400 г. Профессор по этому поводу пишет так:

«Если мозг микроцефалов не достигал этой границы, то их содержали в специальных приютах и клиниках. Обладатели мозга массой больше 400 г уже могли присоединиться к незатейливым деревенским или поселковым сообществам. В исключительных случаях даже при массе мозга 300–380 г микроцефалы могли понимать отдельные слова и подражать окружающим. Вместе с тем общее развитие микроцефалов с мозгом массой более 400 г редко превосходило уровень трех-шестилетних детей… Следовательно неполноценная интеграция человека в сообщество может быть обеспечена головным мозгом массой примерно 400 г и выше. При такой массе мозга микроцефал может относительно адекватно отвечать на простые требования, вступать в коммуникацию и ограничено адаптироваться к изменяющимся условиям».

Далее, ученый сосредотачивается на анализе изменений мозга микроцефалов. Выясняется, что редукция неокортекса происходит у них непропорционально. Вот что он пишет по этому поводу:

«Хорошо сохранены зрительные, слуховые, вкусовые, сенсорномоторные центры коркового представительства. Первичные сенсорные поля периферических анализаторов и моторные области практически не изменяются или редуцируются очень незначительно. Самые большие потери неокортекса связаны с лобными долями, теменными ассоциативными центрами и височными зонами памяти. Это как раз те области мозга, которые традиционно считаются чисто „человеческими“ образованиями. Именно с лобными и теменными полями связаны как ассоциативные, так и аналитические способности мозга современного человека».

Ученый, конечно, далек от мысли, чтобы видеть в микроцефалии некий неприятный звоночек грядущей деградации человечества. Он считает, будучи эволюционистом, что «случаи микроцефалии являются своеобразным естественным экспериментом, возвращающим нас в прошлое человечества». Однако и такая постановка вопроса про «прошлое человечества» не лишена оснований, но с иных позиций. Мы можем думать, что древние гоминиды, имеющие небольшую кору головного мозга, когда-то утратили ее, и ошибочно принимаются эволюционистами в качестве наших предков. То обстоятельство, что сенсорные и двигательно-моторные центры у микроцефалов сохранены, а страдает только кора, указывает на то, что люди могут терять разум, при этом сохраняется субстрат мозга, отвечающий за чувства. Это происходит у микроцефалов в результате недоразвития аналитических и ассоциативных зон мозга.

Конечно, вряд ли уместно отождествлять современных микроцефалов с будущими деградантами рода человеческого. Микроцефалы – это больные люди, которые требуют особого к себе отношения, тщательного ухода и заботы. Однако сама эта патология указывает нам, каким путем может идти деградация будущего человечества, но уже не на уровне отдельных индивидов, а на уровне целых популяций. Конечно, мы рассуждаем так чисто в гипотетическом ключе. Все возможные отрицательные сценарии развития человечества можно предотвратить, если подойти к этому серьезно. Точно также как медицина борется сегодня за каждого больного, она совместно с генетикой и другими науками может бороться и за будущее всего человечества. Надо думать, что усилия по предотвращению негативных сценариев на уровне человечества должны предприниматься не меньшие, а гораздо большие, чем по спасению одного индивида.

В принципе, когда эволюционисты сравнивают массу мозга архаичных гоминид и современных микроцефалов, они стараются увидеть в микроцефалии рудимент и возврат в человеческое прошлое. Такая постановка вопроса определяется верой эволюционистов в то, что наши предки имели небольшой мозг. У австралопитеков как раз масса мозга равнялась в среднем 400 см 3. Аналогия с микроцефалами напрашивается сама собой. Между тем, вовсе не является фактом, что австралопитеки наши предки. Они могли являться потомками древнейших людей постепенно инволюционирующих от своего человеческого состояния до состояния двуногих австралопитеков. Обычно вывод о социальной жизни австралопитеков строится на использовании ими орудий труда. Нейроморфологи обращают особое внимание на мозг африканских австралопитеков. У них были хорошо развиты височная, теменная и затылочная доли мозга, что отличает их от шимпанзе. Это, по мнению ученых, указывает на социализацию австралопитеков. Однако есть интересный парадокс – размер лобных долей австралопитека меньше, чем у шимпанзе. А у шимпанзе, в свою очередь, лобная доля несколько больше, чем у современного «говорящего» микроцефала, понимающего несколько десятков, а то и сотню слов. Микроцефалы, у которых мозг имеет массу около 400 г, обычно могут осмыслено произносить слова или короткие фразы. Но шимпанзе, как мы знаем, вообще не говорят. Этому факту надо найти какое-то приемлемое объяснение. Эволюционист Савельев, основываясь на этом, пытается доказать, что австралопитеки могли говорить, по крайней мере они имели возможность устанавливать сложные звуковые коммуникации друг с другом. Насчет шимпанзе и орангутангов, имеющих крупное левое речевое полушарие, Савельев двусмысленно шутит, что обезьяны могли онеметь вторично. Однако эту шутку можно воспринимать серьезно. Очень может быть, что шимпанзе, а также и другие вымершие человекообразные онемели из-за недоразвития коры головного мозга в процессе индивидуального развития организма. Австралопитеки и в самом деле могли сохранить способность к простому несложному речевому общению как микроцефалы.