Константин Станюкович - Утро (Из дальнего прошлого)

- Говорил, ваше благородие.

- И молчит?

- Молчит.

- Кого подозреваешь?

- Можно и ошибиться, ваше благородие.

- Однако?..

- Греха на душу не приму, ваше благородие...

- Какой тут грех?.. Наверно, Зябликов?

- Пытал. Не оказывает, чтобы он, ваше благородие.

Старший офицер на минуту задумался.

И наконец, подняв на лицо боцмана упорный и злой взгляд, приказал:

- Чтобы к шести склянкам, как капитан проснется, мне было известно, кто этот подлец. Понял?

- Понял! - с суровым спокойствием ответил боцман.

- Чтобы разыскать мерзавца. Если не сознается, скажи, кого подозреваешь, чтобы я мог доложить капитану... А не то...

И, оборвав речь, старший офицер пошел дальше.

V

- Приказал?! - с выражением презрительной злости прошептал боцман.

И, прибавив несколько особенно унизительных ругательств в женском роде, выскочил из кубрика на палубу.

Он счел долгом позвать унтер-офицеров и нескольких старых матросов, чтобы услышать их мнения насчет того, как поступить. Через несколько минут все собрались на тайное совещание в подшкиперской каюте.

И тогда боцман взволнованно и горячо сказал:

- Ну, братцы! Вовсе дырявая душа у старшего офицера. Вроде как обгаженный заяц. Всю команду продаст, чтобы только ему не попало. Выдай ему к шести склянкам того, на кого подозрение, чтобы старший офицер доложил капитану... Так пусть сам разыскивает, а я, братцы, не согласен лепортовать на Зябликова!.. Пусть и он, подлюга, утопил Дианку, а я не согласен. А там какая ни выйдет и мне и всем люзерюция, хоть бы с меня спустили шкуру и разжаловали из боцманов. Так ли, братцы?

Старый кривоглазый матрос Бычков первый проговорил:

- Это ты правильно, Иваныч! Начхать на старшего офицера, ежели он так подло о нас полагает!.. Не до смерти же будут шлиховать за суку. Небось примем плепорцию... Примем! Шкура нарастет.

Бычков говорил спокойно и уверенно, точно подбадривал и всех и себя.

Его все поддержали. Раздались голоса:

- Некуда двинуться...

- Мы не кляузники!

- Небось бога помним!

- Обидно из-за такого подлеца Зябликова отвечать, а ничего не поделаешь!

Только два унтер-офицера молчали.

По их лицам было видно, что они недовольны решением боцмана.

Но этика прежних матросов не допускала кляуз по начальству, и оба унтер-офицера не имели смелости сказать, что из-за Зябликова не стоит терпеть и можно бы указать на него.

Рыжий, веснушчатый унтер-офицер наконец предложил сейчас же форменно своротить рожу Зябликова и пристращать, что на берегу его изобьют до полусмерти.

- Тогда повинится! - прибавил рыжий.

Боцман нахмурился и сердито спросил рыжего:

- Это ты куда гнешь? По какой такой совести?

Рыжий заморгал глазами и, точно не понимая вопроса, ответил:

- Я, слава богу, по совести, Иваныч.

- Так не верти лисьим хвостом... Ежели избить сейчас Зябликова, так сразу обозначится, на кого мы указываем... Почище кляузы придумал... А еще "во совести"!

- Невдомек, значит, Иваныч. Не сообразил, значит! - увильнул унтер-офицер.

- То-то непонятливый! - насмешливо проговорил боцман. - На берегу Зябликова проучим, а пока что, как бог даст, какая будет отчаянная разделка от капитана! Он придумает! - прибавил угрюмо боцман.

Все подавленно молчали. Никто не сомневался, что капитан "вгонит в тоску" за Дианку.

Хотя капитан очень редко наказывал линьками и никогда не дрался, а между тем внушал какой-то почти суеверный страх именно редкостью, но зато и беспощадностью наказаний.

И главное - он словно гипнотизировал матросов своею загадочною молчаливостью и суровою нелюдимостью. Всегда наверху во время штормов и непогод, чистый "дьявол", как говорили матросы, спокойный, никогда не испытавший ни малейшего страха, он в другое время редко выходил наверх из каюты и никому, ни офицерам, ни матросам, не сказал за год ни одного приветливого слова. Только одной Дианке и показывал расположение. Мартышку, как все звали на клипере капитанского вестового, ни разу не ударил. А Мартышка боялся капитана несравненно больше, чем прежнего своего драчуна капитана.

Мартышка испуганно на баке рассказывал:

- И лба не перекрестит. И ничего не боится. И глаза страшные, такие пронзительные и горят. И все читает книжки. И ни разу к обеду офицеров, по положению капитанскому, не звал. И в кают-компанию его никогда не звали. Одним словом, вовсе будто с дьяволом знается! - таинственно прибавлял Мартышка.

- Однако валим, братцы, и к местам! - проговорил боцман, закрывая заседание.

- А я, Иваныч, сейчас попытаю Елисейку... - неожиданно сказал кривоглазый матрос.

- Как?

- А добром, Иваныч.

- Прост ты, Бычков!.. С Елисейкой ни крестом ни пестом... Оглашенный!

- Не говори, Иваныч. Знал такую загвоздку. Был на "Орле" со мной такой же оглашенный. Ругали да били его до точки и вдруг... добром. Он и поворот на другой галц!

- Что ж, попытайся, Бычков... Только зря...

Все поднялись наверх.

Боцман стал обходить палубу и, приглядывая за "убиркой", покрикивал:

- Поторапливай, черти! Не копайсь, братцы, такие-сякие.

И, когда замечал очень подавленные лица молодых матросов, тихо прибавлял:

- До срока не входи в тоску... Духом не падай, матросики!.. Чище валяй... Не жалей суконок...

И в грубоватом голосе боцмана звучала подбодряющая, почти ласковая нотка.

Тем временем Бычков "пытал" Зябликова "добром".

- И команда не верит?.. А ты, Бычков, хоть и по-хорошему пытаешь спасибо и за то, - а зря пытаешь! Не топил я Дианки... Знаешь ты, кто ее потопил?

- А кто?

- По моему понятию, сам капитан и потопил.

- Это как же понять, Зябликов?

- Обмозгуй и поймешь! Не мирволь он подлой суке... при нем бы и осталась. Не было бы и смуты... Капитан, значит, совсем виноватый, что решился своей собаки... И выходит, быдто сам потопил... Смотри за подлой, чтобы не кусала людей... И что еще объясню, Бычков?..

- Что?

- Загадливый у нас капитан... Страшный!.. А может, не такой он окажется страшный. И дойдет, что сам виноват. Тоже и понять надо всякого человека... Вы не понимаете и думаете: большая будет отместка, а я понимаю его и за Дианку не боюсь, хоть и помню, как меня приказал разделать! хвастливо проговорил Зябликов.

Бычков сообщил боцману о неудаче своей попытки и о словах Зябликова и прибавил:

- А ведь Елисейка правду выдумал.

- То-то подлец с понятием... Не держи капитан такой собаки! - сердито сказал боцман. - А Елисейка врет... Это он потопил Дианку!.. - прибавил боцман.

- А бог его знает, Иваныч. Он ли? И хвастает, что не боится капитана за Дианку. Не такой, мол, страшный.

- А ты верь! И прост же ты, Бычков. Вовсе ты прост!

Пробило шесть склянок.

- Пойти к дырявой душе!

И боцман пошел на мостик.

- Разыскал? - спросил старший офицер.