Михаил Заборов - Папство и крестовые походы

Передовые философы и ученые XVIII в. были враждебно настроены ко всему, что так или иначе было связано с деятельностью католической церкви. К тому же эти вольнодумцы являлись убежденными рационалистами: об исторических событиях они судили, исходя из того, были ли эти события разумными или бессмысленными. Причины крестовых походов просветители сводили к фанатизму, невежеству, даже глупости людей средневековья, считая источником всего этого римскую церковь. «Кровавое безумие», «эпидемическая болезнь», «странный памятник человеческой глупости» — в этих и сходных с ними выражениях определяли крестовые походы Вольтер, Робертсон и другие просветители XVIII в. Они клеймили деяния крестоносцев, решительно осуждали их изуверство, но, отвергая крестовые походы, не могли правильно объяснить их происхождение.

В одном отношении просветители сделали все же шаг вперед: хотя они и считали крестовые походы «чудовищным порождением» средневекового мракобесия, однако философы и историки XVIII в. отвергли богословские представления о них, как о деле бога или дьявола. Просветители полностью порвали со сверхъестественным объяснением крестовых походов. Они обратили внимание на массовость этого движения: Вольтер, к примеру, в своем знаменитом историко-философском обзоре «Очерк всемирной истории, нравов и духа народов» (1756) охарактеризовал крестовые походы как одно из самых больших в истории переселений народов. Просветители указали на властолюбивые устремления папства, на эгоистические побуждения рыцарей — участников походов. Иначе говоря, просветители пытались разобраться в социально-экономических основах крестоносного движения, — правда, попытки эти оказались весьма поверхностными.

В начале XIX в., после того как была задушена Французская революция, консервативные ученые стали возрождать церковно-католическую традицию понимания крестовых походов. Так, Ф. Вилькен и Ж. Мишо — наиболее крупные из историков первых десятилетий прошлого века, занимавшихся движением крестоносцев, старались доказать, что крестовые походы возникли как результат искреннего желания западноевропейских народов, воодушевленных религиозными чувствами, отвоевать у мусульман Иерусалим и другие «святые места» в Палестине.

Лишь позднее, по мере того как вырабатывался критический подход к историческим памятникам средневековья, который в течение многих сотен лет оставался чуждым историкам, большинство буржуазных ученых отказалось от подобного наивного, откровенно идеалистического изображения причин крестовых походов. Исследователи второй половины XIX и начала XX в., глубже разобравшись в документальном материале, обратили внимание на различные явления общественно-экономической жизни XI—XIII столетий, послужившие причинами крестоносного движения: стали указывать на тяжелое положение народных масс в Западной Европе (Г. Прутц, Т. Вольф), подчеркивать роль торговых интересов североитальянских городов, участвовавших в крестовых походах (В. Гейд). Многие историки (Л. Брейе, У. Стивенсон, В. Норден и др.) более глубоко, чем это делалось ранее, обосновали политические мотивы, толкавшие папство на организацию крестовых походов.

Стараясь реалистично подойти к вопросу, некоторые буржуазные ученые выдвигали отдельные правильные положения относительно причин крестовых походов, строили не лишенные острой наблюдательности догадки о тех действительных экономических и социально-политических факторах, которые лежали в основе крестоносного движения. Ценными и меткими наблюдениями богаты труды многих ученых — французских (Л. Брейе, А. Люшер, Ф. Шаландон), немецких (Г. Зибель, Г. Прутц, Б. Куглер, Т. Вольф), австрийских (Р. Рэрихт) , а также русских (В. Г. Васильевский, Ф. И. Успенский, П. Митрофанов, Д. Н. Егоров).

Но все же в буржуазной исторической науке, даже в лучшую пору ее развития, сложная проблема причин крестовых походов не получила сколько-нибудь полного и всестороннего разрешения. Этому мешали идеалистические взгляды, господствовавшие среди ученых. По сути дела эти исследователи никогда полностью не отказывались от наивного представления о крестовых походах как о борьбе двух религий (христианства и ислама), борьбе «креста с полумесяцем», по определению Г. Зибеля.

Что же касается сочинений современных нам буржуазных авторов, то хотя часть из них и продолжает реалистические традиции прежних исследователей, однако многие историки в своих рассуждениях о причинах крестоносного движения открыто возвращаются к старым, отвергнутым передовыми представителями самой буржуазной науки, идеалистическим взглядам начала прошлого века. Некоторые современные историки прямо заявляют, что крестовые походы представляли собой борьбу за триумф христианской религии над мусульманской. Другие, не давая своего объяснения крестовых походов, тем не менее, отрицают элементы реалистического подхода к этой проблеме, которые имелись в прежней буржуазной историографии. Находятся и такие историки, которые, стараясь объяснить эту проблему, впадают в пустую риторику и вместо решения вопроса по существу предлагают читателям ничего не говорящие туманные фразы [1] Характерным примером подобного рода риторики может служить следующее рассуждение американского историка С. Пейнтнера. По его словам, в XI в. европейцы «верили в бога и в собственное оружие. Им была свойственна склонность к приключениям и новшествам, восприимчивость к организации. Церковь и феодальная система, достигшие зрелости и сохранившие способность к дальнейшему развитию и экспансии, сделали возможными крестовые походы». Это маловразумительное разъяснение вопроса о предпосылках крестовых походов читатель найдет в одной из последних работ, посвященных их истории, — в коллективном труде американских и западноевропейских ученых, первый том которого вышел в свет несколько лет назад (A History of the Crusades, vol. I: The First Hundred Years. Ed. by Marshall W. Baldwin. Philadelphia, 1955, p. 29). . Господствующей в сочинениях современных западных исследователей является мысль о том, что причины крестовых походов коренились, главным образом, в идейной атмосфере эпохи [2] Так, немецкий историк A. Baac (ФРГ) утверждает, что религия была «решающей и могущественнейшей силой» в крестовых походах. Они и были, прежде всего, вызваны, пишет он, благочестием рыцарства; только могуществом веры можно объяснить небывалые жертвы, на которые Запад шел на протяжении двух столетий, и т. д. (A. Waas. Religion, Politik und Kultur in der Geschichte der Kreuzzuge «Die Welt als Geschichte», 1951, H. 4, S 231—233 Ср. его же. Geschichte der Kreuzzuge, Bd. I. Freiburg, 1956 S. 1, 4, 51 и др ). Сходные взгляды высказывали многие другие ученые, в частности, швейцарский католический историк П. Руссэ, американцы Дж. Л. Ла Монт и А С. Атийа и др. . Правда, в последние годы, под влиянием успехов марксистской исторической науки, даже среди буржуазных ученых этот тезис начинает признаваться недостаточным и все более подчеркивается необходимость исследования материальных основ крестоносного движения [3] Французский историк П. Лемерль, например, заявил на X Международном конгрессе историков (Рим, 1955), что религиозный фактор сам по себе «не объясняет во всей полноте» крестовые походы — явление, которое, «не имея аналогий в истории христианства, по своему существу и на практике часто находится в противоречии с христианством» (P. Lemerle. Byzance et la croisade. X Congresso Internazionale di scienze storiche. «Relazioni», vol. III, Firenze, 1955, p. 615. Далее сокращенно «Relazioni») Существовали, по его мнению, определенные «позитивные основания», приведшие к «концентрации», а затем и «взрыву» религиозного чувства. Эти «основания» (иначе говоря — реальные причины крестовых походов) были социального и экономического порядка (см. там же, стр 616). Более того: Лемерль прямо указал, что решение «проблемы крестовых походов» должно начинаться с изучения «сферы аграрных отношений во Франции» (там же). .

Читать дальше