Сергей Степняк-Кравчинский - Андрей Кожухов

Василий уговорил и Андрея показаться туда же за несколько дней до покушения, чтобы таким образом сделать новую квартиру вполне безопасной. Он представил своего друга хозяйке как будущего сожителя, которому он сдал полкомнаты со столом. Андрей изображал из себя писца, у которого часто бывает срочная работа на дому, - таким образом, он мог впоследствии не выходить по целым дням, не возбуждая ничьих подозрений. Ему было бы опасно показываться на улице в первые дни после их попытки. Весь город был перевернут вверх дном. Жандармы, казалось, хлопотали больше о том, чтобы схватить его, чем поймать беглецов, против которых они не чувствовали личной злобы. Самое подробное и точное описание его примет было роздано повсеместно, и сотни ищеек высматривали его по всему городу. Кроме того, жандармам удалось открыть настоящее имя Андрея, очевидно благодаря неосторожности кого-нибудь из неопытных товарищей. Это подлило масла в огонь. У него было много старых счетов с жандармами, о чем они теперь и вспомнили.

Василий был в более выгодном положении. Хотя в инструкциях, розданных шпионам, требовалось изловить также и кучера, однако в данном случае они, собственно, не знали, кого ловить. Внимание конвойных жандармов было так поглощено Андреем, что они даже не присмотрелись к внешности его товарища. Описание примет Василия, данное ими, не согласовалось с показаниями служителей постоялого двора, где найден был экипаж, так что полиция пришла к заключению, что человек, смотревший за лошадьми в гостинице, и кучер, увозивший беглецов, были два разных субъекта.

Василий, во всяком случае, считал себя - теперь, как и перед тем, - в полной безопасности в Дубравнике. Он свободно расхаживал по улицам, исполняя всевозможные поручения: покупал еду и приносил газеты Андрею и сообщал новости о друзьях, доставляемые Анною Вулич, с которою он видался через день в городском саду. Он делал все, что мог, чтобы развлечь своего друга и рассеять тоску, очевидно снедавшую Андрея, хотя он и старался ничего не показывать.

На самом деле неделя, проведенная Андреем в его новом убежище, была одной из самых грустных в его жизни. Мысль, что двое товарищей вырваны из рук неприятеля, не утешала его в потере Бориса. Левшин и Клейн были друзьями, ради которых он ни на минуту не задумался бы нанести удар и рискнуть жизнью. Если бы дело шло о них одних, он был бы вполне счастлив. Но теперь он не мог иначе смотреть на свою попытку, как на поражение. Утрата Бориса испортила все.

Нельзя сказать, чтобы его больше всего мучила жалость к Борису. В эту минуту Андрей вовсе не думал об участи, ожидавшей его друга. Его сердце ныло от сожаления к самому себе за то, что ему не удалось отбить Бориса тогда же, и от глубокого сострадания к Зине, смешанного с чувством стыда за обманутые ожидания и за причиненные ей муки. Если бы не несколько промахов с его стороны, все могло бы кончиться совершенно иначе. Борис был бы теперь с Зиной, а по окончании карантина и он присоединился бы к ним. Картина, представлявшаяся ему, была так привлекательна, так реальна и еще недавно так осуществима, что он с трудом удерживался, чтобы не кричать от бешенства и боли при мысли, что это нелепый сон, жестокая игра воображения.

Он ни на минуту не хотел допустить, что нужно оставить всякую мысль о спасении друга. Необходимо попытаться еще раз. Новое обвинение будет выставлено против Бориса - покушение на бегство из-под стражи. Полиция будет стараться раскрыть подробности. Это повлечет к бесконечным задержкам, которыми и нужно воспользоваться для новой попытки. Андрей составил уже два-три плана в своем воображении. Но все это было смутно, неопределенно и скорее похоже на воздушные замки, чем на настоящие проекты. Между тем недавние происшествия мучительно жгли его мозг. Зачем он сделал этот глупый кивок головой Левшину и тем заставил его выстрелить не вовремя, не давши поэтому возможности Клейну быть готовым? Зачем он потерял голову, увидев Бориса, борющегося с двумя жандармами? Если б он только слегка удержал лошадь или даже напал бы сбоку, он смял бы одного из жандармов, вместо того чтобы повалить на землю Бориса. Андрей придумывал сотни новых комбинаций, и все они оказывались лучше той, к которой он прибегнул на самом деле. Мысль, что эти комбинации тоже могли бы окончиться неудачей, не приходила ему в голову. Он видел только одну сторону дела. Успех представлялся ему таким легким, простым и естественным, что горькая действительность, к которой он возвращался после своих фантазий, казалась ему чем-то невероятно чудовищным.

В одиночестве временного заключения мрачное настроение Андрея все усиливалось с каждым днем. Василия это очень огорчало. Он сделал несколько неудачных попыток развлечь его. Но, как человек робкий и нерешительный, не привыкший влиять на других, он не верил в силу своей убедительности и боялся, что вместо облегчения только растравит раны Андрея.

Он поэтому благоразумно решил оставить его в покое. Андрей оживет, когда вернется к друзьям и работе. Ждать теперь недолго: пароксизм полицейской горячки уже значительно улегся. Не поймав никого, полиция действительно решила, что все участники предприятия давно выехали из города, и скоро наступило время, когда Андрею можно было ослабить свой карантин и начать выходить из дому.

Василий, конечно, сообщил об этом своему товарищу, и он рассеянно согласился с ним, но не торопился воспользоваться благоприятными обстоятельствами.

- Сегодня иллюминация и фейерверк в городе, - добавил Василий. - Вулич хочет посмотреть и сказала, что зайдет за тобой.

Андрей только пожал плечами и заметил, что нисколько не интересуется ни иллюминацией, ни фейерверком.

- Я лучше останусь стеречь квартиру; но почему бы тебе, Василий, не пойти? - прибавил он. - Ступайте вдвоем, и потом ты мне расскажешь, что я потерял, оставшись дома.

Василию это не понравилось.

- Я не могу пойти с Вулич, - сказал он, - потому что у меня сегодня свидание с Зиной.

И он тотчас же ушел, хотя знал, что попадет в назначенное место по крайней мере часом раньше, чем нужно. Тем временем должна была прийти Вулич, и он думал, что лучше оставить их одних: молодая девушка, наверно, сумеет разогнать мрачное настроение Андрея.

Доброта и скромность Василия были тут как нельзя более кстати. Во время приступов такой нравственной болезни, какою страдал Андрей, самым лучшим исцелителем является женская дружба. Мужчина никогда не обнаружит перед другим таких ран своего сердца, о которых будет чистосердечно говорить с женщиной.

После открытия, сделанного на пикнике, Андрей не искал общества Вулич, но и не избегал его. У обоих было слишком серьезное дело на руках, чтобы заниматься своими личными чувствами, и она бы обиделась, если бы он вел себя иначе. Они видались часто и очень подружились.