Александр Торопцев - Москва. Путь к империи

В конце года царю доложили о том, что из Литвы в сторону Полоцка продвигается крупное войско, а с юга на Москву идет Девлет-Гирей. И в этот момент Иван IV Васильевич решил устроить всенародный спектакль, который Н. И. Костомаров, например, считает комедией, сыгранной перепуганным царем. Но бояться-то Ивану было нечего! К тому времени, когда эта «комедия» началась, то есть 3 декабря, Девлет-Гирей уже повернул от Рязани назад, в родные степи, и на западе дела слегка улучшились: не пошли литовцы на Полоцк. Да и не военные дела тревожили в те дни русского самодержца, а дело гражданское. Тут нужно было поиграть.

Утром 3 декабря 1564 года на кремлевской площади появилось вдруг много саней, и забегали шустро слуги. Царь явился в Успенский собор, повелел митрополиту служить обедню. Он был очень спокоен, приветлив. Бояре целовали ему руку, он улыбался им. Затем он сел с семьей в сани, и длинный кортеж двинулся из Москвы в неизвестном направлении. Перед зимними празднествами царь со всем своим личным богатством, окруженный новыми любимчиками, в сопровождении целого полка всадников покинул столицу государства. Ни бояре, ни митрополит не знали, куда отправился он, и томящая душу неизвестность порождала тревогу. С каждым днем тревога усиливалась, на это, видимо, и рассчитывал царь Иван.

Только 3 января (то был великолепный сценарий и точная игра актера) в Москву прибыли из Александровской слободы, где поселился царь, два посланника. Константин Поливанов вручил одну грамоту митрополиту. В ней Иван IV Васильевич с пафосом незаслуженно обиженного юноши описал всю свою несчастную жизнь: он подробно перечислял пережитое им в годы правления бояр, обвинял их во всех бесчинствах, в жестокости, в казнокрадстве; затем так же подробно Иван IV описал великие трудности, которые испытал он, уже воцарившись на троне, и причиною которых были нерадивые бояре, князья, воеводы, да и многие священнослужители. Такие плохие бояре!

Царь всей душою стремился сделать державу могущественной, а сограждан — счастливыми, а ему мешали те, на кого он должен был рассчитывать и надеяться.

Иван IV, говоря языком других веков, бросил перчатку боярам, обвиняя их во всех бедах государства. Бояре перчатку не подняли!

В тот же день дьяки Путило Михайлов и Андрей Васильев зачитали московскому народу другую грамоту. В ней самодержец успокоил сограждан, обещал им, что «опала и гнев его не касаются народа». Нет, не комедия то была. В начале XVI века, как сказано было чуть раньше, на другом континенте незаконнорожденный полукровка Атауальпа изысканным военным коварством захватил власть в империи инков и уничтожил создавший это государство род. Государство Русское создали Рюриковичи. Плохие или хорошие они были, можно прочитать в летописях, в трудах русских историков. Инки, если судить по книге Инки Гарсиласо де ла Вега «История государства инков», проводили миролюбивую политику в завоевываемых ими землях. По закону инков, каждая женщина в любой захудалой деревушке просто обязана была желать мужчину-инка.

Особенно царя, который, дабы это желание не угасло, постоянно разъезжал по огромной стране и утолял законное желание провинциалок. Атауальпа родился именно по такому случаю и почему-то этот случай, этот закон и придумавших его инков люто возненавидел. Свидетельства русских летописцев и даже иностранных хронографов ничего не говорят о том, что в стране Рюриковичей было нечто подобное. Было другое: в течение шестисот лет страной правил один могучий клан, не подпускавший к вершине власти никого. Те же источники редко упоминают о случаях, подобных тому, который случился на Боровицком холме, когда нерюрикович Степан Иванович Кучка пал от руки Рюриковича Юрия Владимировича Долгорукого. Затем в Боголюбове было дело Кучковичей, позже в Москве — дело тысяцких… Можно по пальцам пересчитать эти случаи явного проявления неповиновения Рюриковичам. Правили они неплохо. Но очень уж долго, особенно для тех быстротекущих веков: шесть столетий! Ни Чингисиды, ни Тимуриды, никакая другая крепкая династия не продержалась на вершине власти так долго.

Сам ли, а может быть, по подсказке Вассиана, — неважно, Иван IV Васильевич понял, что Рюриковичи задержались на сцене жизни, и бросил им перчатку: уходите! Но параллельно — до чего ж рисковый был человек! — он обратился к народу, не побоялся народа! Призывы типа «Я с вами, ребята!», «Я ваш, народ!», «Айда за мной громить бояр!» очень опасны своими последствиями для всего народа, в котором, между прочим, есть свое почетное место и для бояр, Рюриковичи они или нет — безразлично.

Заслушав послание царя, народ Москвы пришел в ужас. Москва-то привыкла со времен Ивана Калиты под царем-батюшкой жить. По-иному она и не могла. Такой уж он, народ московский. А тут на тебе: ни царя, ни власти. Что делать? Плакать конечно же!

«Государь нас оставил! — вопил народ. — Мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменными? Как могут овцы жить без пастыря?!» Сокрушались люди, собравшиеся вокруг Путилы Михайлова и Андрея Васильева, а в Кремле другая часть московского народа — бояре, священнослужители, чиновники (их в Москве уже расположилось премного) — лила горькие слезы и говорила митрополиту: «Пусть царь казнит всех виновных, но не оставляет государства без главы! Мы все поедем бить челом государю и плакаться!»

Ах, как много людей погибнет из тех, кто ревьмя ревел в тот день в Москве! Они били челом государю, и он, повторив в пространной речи все, что уже знали москвичи из зачитанных им грамот, согласился-таки «взять свое государство», добавив при этом упрямо: «А на каких условиях, вы узнаете».

Как можно назвать это действо комедией? Это была завязка страшной (может быть, и преждевременной) трагедии.

2 февраля был обнародован устав опричнины:

«1) Царь объявлял своею собственностью города Можайск, Вязьму, Козельск, Перемышль, Белев, Лихвин, Ярославец, Суходровью, Медынь, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец, Балахну, Вологду, Устюг, Старую Руссу, Каргополь, Вагу, также волости Московские и другие с их доходами;

2) выбирал 1000 телохранителей из князей, дворян, детей боярских и давал им поместья в сих городах, а тамошних вотчинников и владельцев переводил в иные места;

3) в самой Москве взял себе улицы Чертольскую, Арбатскую с Сивцовым Вражком, половину Никитской с разными слободами, откуда надлежало выслать всех дворян, не записанных в царскую тысячу;

4) назначил особенных сановников для услуг своих: дворецкого, казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремесленников;