Люсьен Поластрон - Книги в огне. История бесконечного уничтожения библиотек

«Полных собраний мало. Немцы произвели первый отбор на набережной Гар, второй — на улице Ришелье. Кроме того, эти издания скупали некоторые книжные магазины. Не следует предаваться иллюзиям относительно качества книг. Нет сомнения, что самые ценные были увезены в Германию. То, что мы делаем, имеет прежде всего нравственное значение», — сказал один из членов комиссии в сентябре 1945-го. Тем временем SCL сумела найти во Франкфурте украденные коллекции, но привозит лишь жалкий миллион изданий — по причине сложной сети складов, потерь при бомбардировках и обструкции советских властей. Из этого миллиона 700 тысяч владельцев уже не имеют. Их присоединяют к тем 300 тысячам, которые Камиль Блок, член института и глава Комиссии по возмещению, обнаружил в гараже на улице Ришелье. Сортировка почти невозможна: убежденные в том, что собрания не будут разрознены и помещены под охрану, «ограбленные люди ставили свое имя лишь на первом томе и оставляли неподписанными все остальные»; впрочем, для сортировки нет и персонала.

Отметим по этому поводу, что французская администрация не смогла отрешиться от принципа нравственности, который всегда норовит соприкоснуться с абсурдом: «Издания аморального или порнографического характера будут переданы Взаимопомощи (тогдашнее общество народной защиты), которая продаст их в пользу ограбленных лиц с условием, что эти книги должны пойти на переработку». И действительно, ни одно название, противоречащее нормам буржуазной морали, не появится в подробнейших и бесчисленных протоколах о реституции библиотек или, точнее, возврате горстки книг их правообладателям. Тут начинается балет призраков, немного сходный с раздачей призов, если не с лотереей: Владимир Янкелевич уносит сорок пять изданий по философии, несколько русских томов и книг о музыке; Жюль Ромен, конечно же, радуется обретению личного архива, но не количеству возвращенных книг: всего восемнадцать; Библиотека имени Тургенева получает 2682 тома стоимостью в 390 100 франков, Израильская консистория — только несколько сотен. Очевидно, что легче опознаются коллекции официальных учреждений, чем имущество таких скромных людей, как г-н Лазар, который уходит с двухтомной Библией и шестью молитвенниками, или г-н Блок из Лиона: за все про все четыре романа Киплинга, «Потерянный рай» Мильтона и тома 1, 2, 4-й из полного собрания Шекспира 1908 г. издательства Кассель, «в сильно поврежденных переплетах красной кожи».

В опустевшем лагере Аустерлиц, в помещении склада на берегу Сены, покрываются плесенью штабеля не поддающихся опознанию и не имеющих будущего книг, которые были украдены самым подлым образом у людей, посылаемых на смерть или бежавших с пустыми руками. Непроницаемая тайна покрыла это место. Из-за бомбардировки 23 августа 1944 г. — да, это возможно — вспыхивает пламя, и вскоре ничего не остается от плюшевых мишек, угловых диванчиков и романов Делли. И от самого здания, где все находилось, которое владелец реконструирует с быстротой молнии. И даже от набережной Гар, называемой сегодня Панар-э-Левассор, ибо в Париже автомобиль всегда берет верх над железной дорогой. Итак, можно констатировать, что теперь нет ни малейших следов того, что «само по себе являлось операцией по забвению». И поскольку государство обязано помнить, лишь когда его заставляет общественное мнение, именно данный участок с поразительным легкомыслием был отведен для строительства новой Национальной библиотеки. Суеверные люди сказали бы, что это не принесет ей счастья [44] Эта парижская фривольность привела в такое смятение Винфрида Г. Зебальда, что он решил поместить участок склада под зданием самой НБ в своей последней книге, так и названной «Аустерлиц». .

Понадобилось тринадцать месяцев титанических усилий, чтобы поднять по специально проложенным тропам, где грузовики буксовали настолько, что пришлось использовать быков, сокровища Адольфа Гитлера в избранный им тайник, покрытый снегом: старую солевую шахту на вершине Альт-Аусзее в Австрии. Недалеко находится его родной город Линц, в котором он намеревался создать музей самого себя, с Великой Библиотекой, чтобы отомстить Вене, где ему пришлось перенести унижения. Поскольку персонал, которому поручено было все взорвать при подходе союзных войск, разбежался, американцы обнаружили в галереях, помимо 6755 картин известных мастеров, 119 ящиков с личными книгами фюрера (то есть от 3 до 4 тысяч томов из тех 16 тысяч, которыми, как полагают, он владел; из них 1200 редких книг окажутся в Библиотеке Конгресса, как всегда, опередившей всех) и 237 ящиков с изданиями, собранными Розенбергом для пополнения предполагаемого хранилища в Линце. Достойны упоминания два обстоятельства. Во-первых, эти собрания в большинстве своем принадлежали Ротшильдам, что, естественно, облегчило реституцию и отразило любопытный феномен: отчего, подобно выскочке-гангстеру, который ревностно копирует буржуазный стиль, антисемита всегда тянет к еврейским вещам? Во-вторых, рапорты, заметки и письма, прочитанные Гитлером в последний год жизни, отпечатаны на специальной машинке с буквами в 25 миллиметров, поскольку он был на грани слепоты. Итак, все эти книги путешествовали по Европе во всех направлениях, чтобы их с упорством слепого скарабея запрятали в тайник как совершенно бесполезную добычу.

В то самое время, когда вздернули Альфреда Розенберга, в октябре 1946 г., три миллиона уцелевших изданий были собраны в пригороде Франкфурта, где их рассортировали и с грехом пополам раздали правообладателям. Розенберг был родом из Риги в Латвии. Сама фамилия его была сомнительной, а в кулуарах рейха шептались, что его прапрапрабабушка — еврейка. Быть может, именно это и побудило теоретика нацизма усилить антисемитскую направленность своих писаний и речей, предназначенных для фюрера, несомненно крайне этим довольного. Через несколько лет библиотекари вздохнут при мысли, что навязчивые идеи этого в высшей степени организованного человека способствовали сохранению бесчисленного множества книг, соприкоснувшихся с апокалипсисом.

Прежде чем бомбардировки превратили в дымящуюся груду здание и часть книг, прусская Национальная библиотека сумела разместить две трети своих фондов на тридцати двух складах. Кусок пирога, доставшийся в Берлине Красной армии, включал в себя четырнадцать, где в большей или меньшей сохранности находилось около 800 тысяч изданий (поляки получили столько же, зато американцы отхватили вдвое больше), на протяжении нескольких месяцев страдавших от непогоды и других опасностей. Ибо «книжные бригады», созданные с целью снять сливки с немецких стеллажей, в первую очередь искали то, что гитлеровцы именовали «идеологически опасным», потом все, что имело близкое или отдаленное отношение к нацизму. Многие другие немецкие учреждения попали в советскую зону: в результате 80 тысяч старинных книг из библиотеки Мартина Лютера сочли «лишенными интереса», тогда как архив Ницше подвергся яростному опустошению — все было отправлено на переработку, за исключением работ по античной Греции, которые, разумеется, казались безобидным коньком «заклятого врага рабочего класса». Мадам генерал-лейтенант Маргарита Рудомино, глава этих бригад, в сущности, была неплохой женщиной: она ликовала, когда ей в руки попало оригинальное издание «Посмертных записок Пиквикского клуба» вкупе с собственноручным письмом автора. Впоследствии ее имя присвоили Библиотеке иностранной литературы в Москве, предназначенной нести культуру в массы, затем, уже в наши дни, заняться — возможно — реституцией некоторой части из одиннадцати-двенадцати миллионов книг, которые были доставлены из Германии, а происходили большей частью из Франции. К несчастью, от силы треть из них идентифицирована и локализована; да и для этого понадобились невероятно упорные и хитроумные исследователи, подобные Патрисии Гримстед, «шпионке архивов», как в раздражении прозвали ее многочисленные ответственные лица, которых она подвергала допросу с пристрастием. На протяжении жизни двух или трех поколений не удалось получить никакой информации на эту тему; даже и сейчас на набережной Орсе [45] Местоположение Министерства иностранных дел. ( Примеч. перев .) отделываются вежливыми отказами принять жалобу, когда речь заходит о состоянии франко-русских переговоров о реституции библиотек или хотя бы о реальных цифрах и попытках инвентаризации с обеих сторон; очевидно, что никакого официального запроса так и не сформулировали. Несомненно, в первую очередь следовало бы добиться возвращения архивов Второго бюро, Сюрте Насьональ (Национальной безопасности) и масонских лож.