Коллектив авторов - Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей

Константин Константинович походил на отца своей религиозностью, одаренностью в искусстве, любовью к Отечеству и почитанием императора. Однако при некотором сходстве их характеров отношения между ними складывались непросто. Семейные раздоры и незаконная связь Константина Николаевича с балериной Мариинского театра Анной Васильевной Кузнецовой положили начало непониманию между отцом и сыном. Константин Константинович трепетно любил свою мать, великую княгиню Александру Иосифовну, и болезненно переживал неверность отца. Выражаясь словами Константина Константиновича, в семье нередко происходили «сцены и тому подобные неприятности» {189} 189 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 17. Л. 89. . «Когда он в хорошем настроении, — записал Константин после семейного обеда, — я чувствую к нему прилив нежности, и его Присутствие меня не стесняет, что случается каждый раз, если он мрачно и раздражительно настроен» {190} 190 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 17. Л. 89. . Далее Константин Константинович продолжает: «Он так порабощен своими привычками и требует подражания им, что чувствуешь себя как в деспотическом государстве. Может, я и преувеличиваю сравнение, но совершенно от него не отказываюсь» {191} 191 Там же. Л. 80 об. . Жесткий характер Константина Николаевича в первую очередь выражался в его убеждении, что сын, как и он сам в свое время, должен безропотно следовать указаниям отца. Отец же определяет, чем следует заниматься сыну на службе Отечеству и императору.

В 1870 г., в 12 лет, Константин Константинович отправился в свое первое учебное плавание, в связи с чем получил в подарок от отца кожаный дневник. Но если первые выходы в море были для него овеяны романтикой, а перерывы между ними превращались в томительное ожидание, то с возрастом его любовь к флоту остыла. В день восемнадцатилетия он был произведен в мичманы и получил мундир. Александр II в Царском Селе лично вручил своему племяннику эполеты: «Государь взял эполет, дал мне его и сказал: “Вот эполеты Гвардейского экипажа, ты должен стараться быть достойным их”. Я обнял его и ничего не говорил… Государь вошел, поцеловал меня и повторил, что я должен быть вдвойнедостоин звания офицера. Я понял, это вдвойне относилось к тому, что я должен восстановить честь моих родителей, пострадавшую от поведения Николы» {192} 192 Там же. Д. 6. Л. 74 об.-75. .

Однако вскоре чувство долга перед отцом сменяется тяжелыми сомнениями. В отличие от отца, который имел вполне определенные планы на сына, Константин Константинович в юности смутно представлял себе свое будущее: «Я слишком много думаю и обыкновенно совершенно непроизводительно. Впечатления долго у меня не остаются, а беспрестанно сменяют друг друга. То я сочиняю стихи, то пишу музыку, то собираюсь приняться за коллекцию старинных вещей, то готовлюсь в государственные люди» {193} 193 Там же. Л. 77об.-78. . В свои 22 года куда больше он мечтал о том, чтобы «жениться и зажить себе счастливой семейной жизнью» в доме «в чисто русском стиле, вроде теремов» {194} 194 Там же. Л. 80. . В 1881 г., пребывая на Афоне, в одном из разговоров с монахом он поделился, что хочет «посвятить жизнь свою на улучшения быта духовенства и под старость принять на себя Ангельский образ, быть архиереем, приносить великую пользу» {195} 195 Там же. Д. 18. Л. 1 об.-2. . Ту же мысль он высказал своей старшей сестре, великой княгине Ольге Константиновне, королеве Греческой: «На обратном пути говорил Оле про свои мечты быть женатым, сделаться обер-прокурором Святейшего Синода и, в конце концов, постричься в монахи и стать архиереем» {196} 196 Там же. Л. 8. .

Во время плавания по Средиземному морю в 1880–1881 гг. Константин Константинович принял твердое решение оставить морскую службу, пойдя, таким образом, наперекор воле Константина Николаевича и императора. Предчувствуя, насколько тяжело будет отцу принять это решение, Константин обратился в письме к своему кузену великому князю Сергею Александровичу и попросил содействия. Через несколько дней он получил длинный ответ: «Он (Сергей. — К.С.) говорит, что передал “куда следует” о моем желании бросить морскую службу, выбрать другое поприще деятельности. Догадываюсь, что “кому следует” должно означать Государя и Алексея. Они были огорчены моим намерением… Но несмотря на огорчение, поняли мое желание и по моему возвращении из плавания примут его к сведению» {197} 197 Там же. Л. 19 об. . Не оставил Константин Константинович своего намерения и после прибытия в Петербург: «Когда порою припомнится какой-нибудь предмет в моей каюте, то сердце сжимается. Часто плавание представляется мне зловещим кошмаром» {198} 198 Там же. Л. 9 об. .

Этот поступок нанес тяжелейший удар по ожиданиям Константина Николаевича: «Папа крайне раздражен моим оставлением флота и не хочет мешаться ни в какие мои дела. Ни за что не допускает мысли, чтобы я продолжал носить морской мундир. Обвиняет меня в многолетнем лицемерии, предоставляет служить и прислуживаться в разных канцеляриях и министерствах, но без флотской формы» {199} 199 Там же. Л. 80 об.-81. . Решение сына в корне расходилось с принципами августейшего контр-адмирала, заложенными еще в детстве. Всю свою жизнь старший великий князь чтил отца и преклонялся перед ним. Неслучайно, что своего первого сына Константин Николаевич назвал в его честь. Такого же отношения к себе он ожидал от великого князя Константина Константиновича: «Папа начал с того, что мое нежелание служить во флоте и заявление о том его глубоко огорчает, что я нанес ему тяжелый удар, и что теперь, когда он и так уже сряду имел неприятностей, эта рана останется неизлечимой до конца его жизни. У него слезы были на глазах… Папа так смотрит на вещи: отец определяет будущность сына, невзирая на его наклонности. Сын должен повиноваться беспрекословно. Так думал и поступал Николай I, и дети его не сопротивлялись» {200} 200 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 19. Л. 60. .

Однако это было не последнее разочарование Константина Николаевича. Еще одним ударом для него стала новость о том, что сын решил посвятить себя поэзии. Все в том же 1881 г. в «Вестнике Европы» были напечатаны стихотворения, автор которых скрылся под криптонимом К.Р. Но Константин Николаевич сразу догадался, кому принадлежат прочитанные им стихи, и вызвал сына на разговор. Он говорил, что «каждый раз эти стихи возбуждали в нем самое неприятное чувство» и что ему было стыдно. Со слов отца Константин Константинович пишет в дневнике, что тот сам в юности увлекался поэзией. Но когда об этом узнал Николай I, последовал строгий выговор: «Николай Павлович сказал: Je voudrais fair mon fils mort plus tot que poete [6] «Я предпочел бы, чтобы мой сын умер раньше, чем стал поэтом» (фр.). ». Он не допускал мысли, чтобы великий князь мог и подумать о каком-либо занятии вне службы государству. «Папа заметил мне, — продолжает К.Р., — что, вероятно, его слова будут мне неприятны, но что он человек старого времени и своих взглядов переменить на новый лад не может» {201} 201 ГАРФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 20. Л. 11–11 об. .