Ефим Черняк - Призрачные страниц истории

Достоверность этого рассказа, как и слов, приписываемых Робеспьеру, не поддается проверке, и они могут быть следствием ситуации во время написания мемуаров. Сам Сиейес, как утверждают, в ответ на вопрос, что он делал в период террора, отвечал знаменитым: «Я жил» (в смысле «выжил»). Почти через полвека, незадолго до смерти у больного Сиейеса из глубин подсознания всплыл ужас, испытанный им во время якобинского террора, и он заклинал близких: «Если придет господин Робеспьер, скажите, что меня нет дома»…

Но отрицание своей роли в политической борьбе во время якобинской диктатуры могло быть и очередным маневром опытного политического интригана. Такие утверждения делались после 9 термидора не только одним Сиейесом и при проверке оказывались ложью.

Тем не менее и свидетельство Барера, и слова самого Сиейеса никак не вяжутся с ролью вдохновителя робеспьеристского Комитета общественного спасения, которая настойчиво приписывалась ему в донесениях «Парижского агентства». В них, например, сообщалось, что именно Сиейес настоял на аресте Дантона, утверждал, что эбертисты и дантонисты — агенты Питта, отговорил в марте 1794 г. упавшего духом Робеспьера бежать в Америку. Сказки? Вполне возможно. Рис.

Но рядом с ними в бюллетенях сообщаются факты, которые частично подтверждаются при проверке. Например, что Сиейес настоял на гильотинировании принцессы Елизаветы, сестры казненного Людовика XVI, вопреки возражениям Робеспьера. В этом сообщении позиция Робеспьера, известная тогда лишь самому узкому кругу лиц, изложена правильно. 20 мая 1794 г. Робеспьер сказал книгопродавцу Маре: «Заверяю вас, что хотел ее спасти. Это Колло д'Эрбуа вырвал ее у меня из рук».

Мнение д'Антрега о роли Сиейеса разделял и граф Парижский, будущий Людовик XVIII. В мае 1794 г. он писал «о душе тигра у аббата Сиейеса, который ныне управляет Комитетом общественного спасения». Один из самых проницательных деятелей роялистского лагеря, Малле де Пан, 25 февраля 1795 г. (через полгода после термидорианского переворота) уверял: «Аббат Сиейес — самый опасный из людей, порожденных революцией». Интересно отметить, что такого же мнения придерживались и термидорианцы (к числу которых принадлежал и сам Сиейес), включая и членов теперь уже термидорианского Комитета общественного спасения. После 9 термидора Сиейеса неоднократно публично упрекали, что он якобы способствовал продвижению Робеспьера к вершинам власти и являлся закулисным вдохновителем действий якобинского правительства.

В ответ Сиейес позаботился об опубликовании анонимно весной 1795 г. в Швейцарии «Заметок к биографии Сиейеса», написанных им самим вместе с его другом К Эльснером. В этой брошюре утверждалось, что она была закончена еще летом 1794 г., до свержения диктатуры якобинцев, но издать ее тогда было бы равносильно тому, чтобы «выдать палачам драгоценную голову философа». В «Заметках» категорически отвергались широко распространенные уже во Франции и за границей обвинения против Сиейеса в связях с террористами, источником которых «являются невежество, легкомыслие и слепая ненависть». А сама эта злоба вызвана тем, что Сиейес не принял приглашение примкнуть к одной из боровшихся политических партий и что он всегда действовал открыто, а не тайно, как утверждают его недруги-клеветники. Крайняя же нелепость «состоит в том, чтобы причислить его к тем, кто привел к власти Робеспьера. Этот слух получил распространение как за границей, так и внутри страны среди множества лиц… Ни Сиейес никогда не говорил ни слова Робеспьеру, ни Робеспьер — Сиейесу… Между этими людьми не было переписки, они не находились вместе ни за столом, ни в обществе никогда, по крайней мере, до сих пор. (Текст брошюры формально ведь представлялся читателю написанным до 9 термидора — Е. Ч. ) Они находились рядом друг с другом в Законодательном собрании и Конвенте. Робеспьер три или четыре раза нападал на Сиейеса, не называя его по имени в Якобинском клубе или в Конвенте, но Сиейес не отвечал».

Как будто бы все ясно. Ни один серьезный историк не подтверждает утверждений бюллетеней д'Антрега относительно роли Сиейеса. И все же как объяснить, допустим, такой эпизод? Робеспьер приказал вызвать Сиейеса на заседание Комитета общественного спасения в 9 часов 23 марта 1794 г. Бумага с приглашением сохранилась в Национальном архиве. Этот документ трудно совместить с утверждением Сиейеса, что ему не приходилось ни устно перемолвиться, ни состоять в переписке с Робеспьером. Что же в этот день обсуждал Комитет, чтобы потребовалось присутствие на заседании Сиейеса? В бюллетене д'Антрега отмечается, что 22 и 23 марта Комитет, обеспокоенный широким резонансом, который вызвал процесс эбертистов, подумывал было отложить суд и отправить обвиняемых обратно в тюрьму. Вызов Сиейеса на это заседание заставляет думать, что было важно выслушать его мнение как одного из лидеров Болота, а это заметно смещает представление о расстановке политических сил весной 1794 г. Нам еще и далее предстоит убедиться, что те или иные утверждения главы роялистского разведывательного центра при их кажущемся неправдоподобии могут оказаться соответствующими действительности, что не они, а общепринятая версия тех или иных событий может оказаться виртуальной историей.

В бюллетенях д'Антрега фактически отсутствуют сведения о роялистском заговоре, представлявшем большую опасность для Французской Республики. Таково было мнение об этом заговоре наиболее осведомленных представителей правительства весной и летом 1794 г. О причинах этого молчания можно лишь строить гипотезы. Сыграло ли здесь свою роль нежелание «Парижского агентства» из-за опасения провала устанавливать связи с другими роялистскими подпольными группировками? Было ли это следствием неприязни д'Антрега к главарю заговора, о котором идет речь? А может быть, просто, что этого заговора, по крайней мере, в виде серьезной попытки свержения Республики не существовало в действительности?

…Сто лет спустя после кончины д'Артаньяна в Париж отправился другой выходец из Гаскони, носивший, видимо, не вполне по праву ту же родовую фамилию, что и герой «Трех мушкетеров» — де Батц Кастльмор д'Артаньян. Жан де Батц, так обычно именовали молодого гасконца, разумеется, не мог знать о той славе, которая ожидает его предка среди миллионов поклонников романов Дюма о приключениях мушкетеров. Но он, вероятно, был знаком с «Мемуарами господина д'Артаньяна», опубликованными в 1700 г. В действительности они были написаны Сандра де Куртилем, который, однако, использовал и подлинные заметки капитана мушкетеров. И подобно тому, как герой «Трех мушкетеров» разительно отличается от своего прообраза, с которым нас познакомил Куртиль, реальный Жан де Батц, возможно, имел мало общего с носящим то же имя руководителем роялистского подполья.