Ефим Черняк - Призрачные страниц истории

И у эбертистов, и у дантонистов были какие-то контакты с Батцем. Особенно у левых якобинцев и их идеолога Эбера. Необъяснимо лишь, с какой целью общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, инкриминируя обвиняемым любые, в том числе и явно вымышленные преступные планы и действия, опускал имевшиеся в его распоряжении данные о связи обвиняемых с тщетно разыскиваемым бароном. Пусть первоначально причиной было нежелание Робеспьера запятнать честь революционного лагеря и сыграть на руку тому же Батцу, стремившемуся натравить одну группировку революционеров на другую. В марте и апреле, когда некоторых бывших известных руководителей якобинцев обвиняли во всех мыслимых и немыслимых изменах, ссылки на связи именно с этими, а не другими вражескими заговорщиками вряд ли могли что-либо изменить в общей картине. Остаются неясными мотивы поведения не только руководителей Комитета общественного спасения, особенно Робеспьера и Сен-Жюста, но и общественного обвинителя Фукье-Тенвиля, в марте-апреле 1794 г. предпочитавших не затрагивать вопрос о роли Батца. Нет ответа и на вопросы: был ли в действительности Эбер агентом Батца и был ли сам барон действительно главой разветвленного роялистского заговора. А от решения этой загадки зависит, не является ли традиционное представление об острой политической борьбе внутри якобинского блока в первые месяцы 1794 г. в значительной своей части виртуальной историей.

Попыткой ответить на вопрос о подлинной роли Эбера и в связи с этим выявить действительную подоплеку важных событий революционного времени является изданное в 1983 г. исследование французской писательницы и историка (она русского происхождения, дочь генерала Деникина) М. Грей «Отец Дюшен — агент роялистов». Еще в дореволюционные годы Эбер был знаком с двумя аристократками, игравшими впоследствии значительную роль в роялистском подполье, — уже упоминавшейся графиней Рошуар и англичанкой Аткинс, о которой будет сказано ниже. Встречавшиеся в его статьях в 1792 г. и первой половине 1793 г. заявления, что лучше уж монархия, чем власть жирондистов, его кампания по дискредитации наиболее компетентных генералов и тому подобные факты вполне могут быть истолкованы не как борьба против изменников из рядов буржуазии, пробравшихся к власти, не как плебейская линия в революции, а как скрытое стремление подорвать Республику.

К зиме и ранней весне 1793 г. относится, по мнению М. Грей, знакомство помощника прокурора Коммуны Эбера с Жаном Батцем, который в это время преследовал две взаимодополнявшие цели — во-первых, организацию бегства Марии-Антуанетты и дофина и, во-вторых, разжигание борьбы между различными якобинскими группировками. Крайняя враждебность Эбера к жирондистам это не критика из санкюлотского лагеря, а проведение линии Батца. Барон подозревал жирондистских лидеров в стремлении учредить конституционную монархию во главе с герцогом Филиппом Орлеанским в обход дофина, являвшегося законным наследником престола.

Но ведь нет прямых доказательств даже того, что Эбер и Батц вообще были знакомы друг с другом. М. Грей пытается возместить отсутствие таких доказательств перечислением знакомых Эбера — депутатов Конвента, финансистов, роялистских агентов, о которых сохранились свидетельства, что они посещали барона. Однако такие встречи еще ни о чем не говорят: все эти лица числились до поры до времени убежденными республиканцами и могли быть связаны с Эбером общими финансовыми проектами или даже обсуждением различных вопросов революционной политики, приверженность которой они неоднократно декларировали. Не доказывают наличие контактов с бароном даже связи Эбера с рядом лиц из числа служащих Коммуны, тюремной администрации и жандармов. Эти люди ведь были его подчиненными, и их связи могли быть просто обычными служебными отношениями. Эбер неоднократно посещал в тюрьме королеву, но это опять-таки, по крайней мере, формально, было осуществлением поручения Коммуны или просто исполнением служебных обязанностей. Попытки же Эбера в августе 1793 г. добиться назначения на пост министра внутренних дел, вопреки мнению М. Грей, могут быть объяснены без предположения о том, что они были следствием подстрекательства со стороны роялистской агентуры в лице графини Рошуар. Куда проще объяснить эти домогательства Эбера стремлением заполучить влиятельный пост в интересах своей фракции, следствием политических амбиций или попросту карьеризмом. Синхронность же требований, выдвигавшихся в газете «Отец Дюшен», и проектов Батца также доказывают, что планы ультрареволюционеров не раз совпадали с намерениями роялистского подполья в борьбе против республиканского правительства.

М. Грей приводит довольно сомнительные свидетельства, что Эбер за взятки организовывал проникновение к королеве роялистских заговорщиков, подготовлявших ее бегство. Ругательства на страницах «Отца Дюшена» по адресу «австрийской тигрицы», предостережения, что около тюрьмы толкаются какие-то подозрительные личности, являлись, мол, методом маскировки, способом заранее отвести от себя подозрения. План эбертистов провести демонстрацию санкюлотов утром 3 сентября 1793 г. для подачи петиции об обеспечении хлебом имел целью в случае, если бы бегство Марии-Антуанетты, намеченное на этот день, увенчалось успехом, затруднить преследование беглецов. Когда стало ясным, что попытка бегства не удалась, выступление было поспешно отменено. Эта «синхронизация» не объясняет, почему тем не менее выступления санкюлотов все же состоялись 4 и 5 сентября. Во время суда над Марией-Антуанеттой в октябре Эбер сделал, по гипотезе М. Грей, последнюю попытку спасти королеву — при допросе он выдвигал недостойные и только позорившие Революционный трибунал обвинения ее в кровосмесительной связи с собственным малолетним сыном. Два проницательных политика — Робеспьер во время процесса и Наполеон два десятилетия спустя — видели в этих обвинениях попытку вызвать взрыв сочувствия к подсудимой.

В декабре, как считает М. Грей, Эбер понял, что Батц был готов пожертвовать им, как пешкой в сложной игре, и попытался осуществить собственный план похищения дофина и провозглашения его конституционным монархом, во время малолетства которого регентом должен был стать автор «Отца Дюшена» (это должно было, по его мысли, создать условия и для улучшения положения санкюлотов, ухудшавшегося с каждым днем). После ареста и казни Эбера Комитеты изображали его как скрытого приверженца монархии. Интересно, что эту оценку разделял роялистский шпионский центр «Парижское агентство», глава которого д'Антрег в своих бюллетенях повторял правительственную версию. Отчасти это могло быть вызвано тем, что роялистские агенты пересказывали содержание бумаг Комитетов, с которыми они имели возможность знакомиться. Но главным была враждебность роялистов, сторонников восстановления абсолютизма, к любым проектам учреждения конституционной монархии.