Ефим Черняк - Призрачные страниц истории

Взгляды М. Грей разделяют и некоторые другие историки. Множатся подобные же или еще более экстравагантные гипотезы, отвергаемые — но без должного опровержения — академической историографией. Например, теория «раздвоения» Батца. Согласно этой теории, гасконец Жан Батц, избранный в 1789 г. в Генеральные штаты, которые объявили себя Учредительным собранием, удачливый финансовый спекулянт, «коротышка-барон» и Батц, руководитель разветвленного роялистского заговора, разные лица. Первый Батц эмигрировал в начале 1792 г. в Голландию, где стал адъютантом принца Оранского, выполняя различные его поручения. Именно он являлся автором мемуаров и других материалов после падения Наполеона и Реставрации Бурбонов. Однако ничто не доказывает, что этот Батц прибыл летом 1792 г. во Францию и вступил в контакт с королем. В тетради, куда Людовик XVI заносил денежные счета, имеется запись: «Возвращение и безупречное поведение г-на де Батца, которому я должен 512 ООО ливров». Этим псевдо-Батцем был ирландец граф Джеймс Луис Райс. Он выбрал себе псевдоним «барон де Бат» по названию английского курортного города Бата, где он дрался на дуэли с братом любовницы Людовика XV мадам Дюбарри, которую ненавидела Мария-Антуанетта. Спутать произношение и написание фамилии «Bath» и «Batz» было совсем нетрудно. Райс был тесно связан с влиятельной ирландской католической колонией во Франции и придворными сферами в дореволюционные годы. Именно Райс пытался отбить у стражи короля, когда его везли на гильотину, организовать бегство Марии-Антуанетты в графство Корк в Ирландии, он выступал инициатором аферы с ликвидацией Ост-Индской кампании, имевшей столь большие последствия, руководил деятельностью роялистского подполья в весенние и летние месяцы 1794 г., предшествующие 9 термидора. После казни своих сообщников Райс вернулся в Ирландию, где, по имеющимся сведениям, скончался в том же году. Лица, знакомые с Райсом, не знали барона де Батца и поэтому при допросах не могли сообщить властям об этой, возможно непреднамеренно возникшей подмене. Путаница в правописании фамилии неуловимого барона увеличивалась еще и оттого, что в заявлениях властей о нем она транскрибировалась по-разному. (Неизвестно, была ли такая неразбериха следствием недостаточной информации, ошибок или сознательных попыток со стороны агентов барона в аппарате власти затруднить поимку заговорщика.)

Она, возможно, стала причиной еще одного необъяснимого эпизода в истории Франции того времени. Фамилию Райса — «Rice» французы читали как Ри — «Ris». В 1800 г., в начале периода Консульства, неизвестные лица в гусарских мундирах похитили сенатора Клемана де Ри (Clement de Ris). Ему угрожали пытками и вели переговоры о выкупе. Потом неожиданно пленнику вернули свободу. Быть может, причиной этого непонятного происшествия было то, что министр полиции Наполеона Жозеф Фуше спутал Клемана де Ри с Джеймсом Райсом и хотел выведать у него, где находится официально уже пять лет числящийся умершим, а на деле возможно похищенный из заключения дофин, сын Людовика XVI. (Этот таинственный эпизод был использован Бальзаком в его романе «Темное дело».) После возвращения Райса в Шотландию в 1795 г. в Париже появляется подлинный барон Батц, подвергшийся, как мы помним, кратковременному аресту в дни неудавшегося роялистского восстания. Большинство историков проходит мимо гипотезы, отождествляющей Райса и Батца, из-за недостаточной ее обоснованности (она действительно не отвечает на ряд напрашивающихся вопросов), а некоторые — из-за приверженности другим концепциям ряда узловых событий Французской революции.

Авторы теории, выявляющие контакты Эбера с роялистским подпольем, не доказали ее. Но доказали они достаточно, чтобы считать их интерпретацию политической истории осени 1793 г. и зимы 1794 г. одной из подлежащих об-суждению версий этой истории. Тем не менее появляется немало работ, игнорирующих весь материал, содержащийся в доносе Шабо, в обвинениях Демулена, связывающих эбертистов с действиями барона Батца и его агентов, среди которых были и некоторые лидеры левых якобинцев. Повторение этих обвинений и выдвижение новых на процессе Эбера и его единомышленников в Революционном трибунале эти историки считают просто измышлениями властей, старавшихся очернить побежденных противников в глазах санкюлотов. Примером может служить работа американского историка М. Славина «Эбертистов на гильотину. Анатомия заговора в революционной Франции» (Батон Руж и Лос-Анджелес, 1994). Автор привлекает новые источники, свежий материал, но ухитрился не заметить ни одной работы, исследующей отношения между эбертистами и бароном Батцем. Книги М. Грей и М. Славина излагают две взаимоисключающие версии событий 1793–1794 годов, одна из которых наверняка, а возможно, и обе, носят виртуальный характер.

За три с лишним месяца, отделявшие казнь дантонистов от 9 термидора, террор приобретал все более широкие размеры. Были введены упрощенные формы судопроизводства, сводившие рассмотрение дел в Революционном трибунале к простой и быстрой формальности — не требовалось фактически представления никаких доказательств виновности подсудимых. Перестали обращать внимание даже на правдоподобность выдвигавшихся обвинений, носивших порой характер зловещего абсурда. Например, член Конвента Осселен, арестованный еще в ноябре 1793 г. за покровительство одному вернувшемуся эмигранту и находившийся с тех пор под стражей, был гильотинирован за участие в заговоре с целью перебить членов обоих Комитетов, вырвать у убитых сердца, зажарить их и съесть! Людей судили скопом, по несколько десятков человек одновременно и немедленно посылали на эшафот.

За семь недель, от 10 июня до 27 июля 1794 г., Революционный трибунал отправил на казнь столько же людей, сколько за 14 предшествующих месяцев. Инстинкт самосохранения многих людей, так или иначе причастных к политическим событиям, побуждал их не склоняться покорно перед волей власть имущих, что было целью террора, а, наоборот, искать спасения от близкой гибели подготовкой низвержения правившей робеспьеристской фракции. Создавалась почва для объединения лиц, придерживавшихся различных воззрений. А сам народ столицы все более откровенно стал выражать отвращение палачам и сочувствие жертвам, которые в бесконечном ряду сменяли друг друга под ножом гильотины. Среди населения даже ходил слух, что в Комитете общественного спасения сидит агент Батца, подстрекающий ко все новым казням, чтобы вызвать ненависть против Республики. Все это вполне отвечало планам барона или, по крайней мере, приписываемым ему намерениям.