Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

Изобретение тактики, поразившей крымчаков в Диком поле в конце XVII в., позже приписывали Румянцеву, Суворову и Наполеону. Подвергаясь непрерывным атакам кавалерии, войска Голицына наступали колоннами и «шли як вода, не останавливаясь, только отстреливались». Мушкеты пехоты и карабины рейтар были дополнены винтовками (они так тогда и назывались) и большим количеством гранатометов, не говоря уже о ручных гранатах. Полевая артиллерия унифицированных калибров двигалась в боевых порядках батальонов и рот. Плотный огонь 112 тысяч мушкетов и карабинов и 350 орудий буквально сметал с поля всадников, атаковавших с невероятной храбростью. 15, 16 и 17 мая сам хан водил в бой крымчаков, остатки Белгородской орды, черкесов и турецкий корпус; волны кавалерии летели на русские ряды по восемь часов кряду, но разбивались о свинцовую преграду.

Дважды враг прорывал ряды казачьих полков, и Мазепа с личной гвардией с трудом восстанавливал положение. Но русские регулярные полки оставались неуязвимы, ни разу не допустив врага на сабельный удар. Активная оборона и мужество крымчаков были сломлены. Сжигая свои становища, они бежали за Перекоп, к которому 20 мая подошла армия Голицына. Времени для завоевания Крыма было достаточно. Хан просил милости и обещал покориться «под державу великих государей».

Будь Голицын только военачальником, он пожал бы лавры великого полководца. Достаточно было отдать приказ, чтобы слабые укрепления Перекопа были сметены и российские полки заняли Крым. Маловероятно, чтобы турецкие гарнизоны устаревших крымских крепостей оказали сильное сопротивление регулярной армии с лучшей в Европе артиллерией. Взятие Крыма делало безвыходным положение турецких войск в Азове. А подавление очагов сопротивления в труднодоступных местах было вполне по силам русским и украинским казакам.

Однако главнокомандующий сознавал сложность развертывания широкой кампании на Крымском полуострове, в особенности с точки зрения поддержания коммуникаций и бесперебойного снабжения соединений. Голицын-политик понимал, что Крым уже выбит из войны, и Российское государство получило мощные средства давления на ханство, блокировав его современными крепостями и угрожая неотразимым вторжением. Огромные земли Дикого поля открывались для земледельцев, а экономика ханства была подорвана. Лишенное возможности крупных грабительских набегов, Крымское ханство теряло средства оплаты закупок зерна в Турции.

Справедливости ради следует отметить, что стратегические выводы канцлера были справедливы. Согласно записям в Боярской книге массовые раздачи земель российскому дворянству в честь Вечного мира 1686 г. и за Крымские походы превзошли все, что было роздано за Русско-турецкую войну при Алексее и Фёдоре, и даже щедрые пожалования за свержение Софьи и Азовские походы при Петре I {31} 31 Российский государственный архив древних актов. Ф. 210. БК-12. .

Сроки выдачи беглых крестьян и холопов для 87 городов и земель Белгородской засечной черты, потерявшей оборонительное значение, были к восторгу дворянства увеличены в 5 раз! А в пораженном голодом Крыму начался мор, ужаснувший современников: для спасения своего гибнущего вассала Турция в начале XVIII в. добивалась разрушения степных голицынских крепостей более, чем возвращения Азова {32} 32 Маньков A.Г. Развитие крепостного права в России во второй половине XVII в. М.-Л., 1962; Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 29. № 65. ЛЛ. 25–127; Турция накануне и после Полтавской баталии (глазами австрийского дипломата). М., 1977. С. 39–40, 47–48; и др. . Продолжая свою политику и замкнув блокаду крепостями на Днепре, канцлер имел верный шанс сделать хана «подданным царским», как и ожидали современники.

Уклонившись от лестного предложения получить Константинополь, Голицын и Софья в случае победы Священной лиги желали взять Крым плюс Азов и Очаков (то есть Дон и Днепр). Скромность российской дипломатии объяснялась тем, что союзники чуть ли не в открытую вели сепаратные переговоры с турками и татарами. Священная Римская империя, получив все желаемое после взятия Белграда в 1688 г., спешила сразиться с Францией, вновь устремившей силы в Германию. Венеция, отступив из Афин, но сохраняя Морею, увидела предел своих военных возможностей. Польша, по обыкновению, прельщала крымчаков совместным ударом по России.

Страх каждой страны крупно проиграть, оказавшись в сепаратных договорах последним, помогал искусным русским дипломатам дезавуировать переговоры одних союзников с помощью других. Но, переступив порог Крыма, Россия автоматически становилась опаснейшим, смертельным врагом Османской империи, позволяла союзникам удачно выйти из войны с одной из мощнейших держав мира. И тогда, стоило начаться затяжным боям или случиться, не дай бог, неудаче — нападение Польши, Швеции и восстание части подвластных России племен можно было предсказать уверенно.

Как и в 1678 г. под Чигирином, государственные интересы требовали остановить наступление после внушительной победы, когда солдаты и офицеры, дворяне свиты и воеводы рвались в бой. Но теперь у Голицына не было полководца, который принял бы на себя обвинения и поношения за исполнение секретного указа. Главнокомандующий в интересах страны поднял ношу, сваленную некогда на Ромодановского, разорванного на части восставшими стрельцами.

Разумеется, поступок Голицына не выглядел откровенным самоубийством. Войска подчинились, многие командиры дали расписки, что в Крыму кормов нет и наступление невозможно, хан клялся в верности и заплатил дань, Боярская дума торжественно отметила успешное завершение похода. Превращенная указом царя Фёдора в регулярно заседающее высшее государственное учреждение, Дума включала в себя немало крупных политиков и полководцев, заслуженных чиновников и генералов, способных понять и оценить мотивы канцлера.

Непоправимый удар был нанесен по планам Софьи и Шакловитого, рассчитывавших использовать триумф над Крымом для коронации правительницы. Но премудрая царевна, подавив отчаяние, обеспечила щедрое награждение военачальников и написала Голицыну упоминавшееся уже ласковое письмо, благодаря Бога за его избавление от опасностей и уверяя в неизменности своей симпатии к князю.

Наталия Кирилловна Нарышкина и ее родственники, женившие царя Петра на Евдокии Фёдоровне Лопухиной еще в январе и готовившиеся к решительной схватке за власть, также не выразили Голицыну неприязни. Характерно, что такой тонкий знаток придворной конъюнктуры, как Карион Истомин, совершенно прекративший в 1689 г. писать панегирики царевне Софье, хвалил Василия Голицына (вместе с Наталией Кирилловной, царем Петром и его приближенным Борисом Голицыным), причем панегирика удостоилась и жена канцлера.