Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

Возможно, миссия прусского посланника Р.И. Чаплича и могла вызвать столь острый интерес Франции, вновь активизировавшейся восточнее Рейна, где её основным соперником выступала Священная Римская империя германской нации, с 1683 г. воюющая в составе Священной лиги (куда входили Речь Посполитая, Венеция, а с 1686 г. и Россия) против любезной сердцу Людовика XIV Османской империи. Хотя надо откровенно признать, что, помимо дежурного вопроса расширения Священной лиги, Россию интересовал на этих переговорах в основном наем инженеров и бомбардиров {40} 40 Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 74. Оп. 1. Д. 6, 1688–1689 гг. .

Но упоминание о Швеции, всего лишь менявшей посланника Христофора фон Кохена на нового постоянного резидента в Москве Книппера {41} 41 РГАДА. Ф. 96. Оп. 1. Д. 122,124; Русско-шведские дипломатические отношения в XVII веке. Сб. документов. М.-Л., 1960. , было явной «липой». Французские усилия втянуть Москву в войну против господствовавших на Балтике шведов провалились ещё в начале 1680-х, когда их «секретные» замыслы, обнародованные обласканным московскими дипломатами датским послом фон Горном, были якобы «тайно» (но с ведома канцлера Голицына) проданы шведским эмиссарам и помогли России успешно завершить трудные переговоры о продлении мира со Швецией {42} 42 Богданов А.П., Возгрин В.Е. Московское восстание 1682 г. глазами датского посла // Вопросы истории, 1986. № 3. .

Нетрудно догадаться, что если Нёвилль и служил де ла Бетюну, то лишь в качестве тайного агента или, попросту говоря, шпиона. По уверению этого хвастуна, он уже бывал в России — вероятно, в пограничных уездах — «и неоднократно навлекал на себя подозрения этих варваров», то есть россиян, которых как истинный авантюрист подчеркнуто презирает, но побаивается. Польский король Ян Собеский явно не знал об этой стороне деятельности принятого г1ри его дворе француза, зато был хорошо осведомлен о наблюдательности агентов Посольского приказа.

Появление де ла Нёвилля в Москве под чужим обличием открывало ему прямую дорогу в Сибирь (а то и в Забайкалье, на только что открытые Нерчинские серебряные рудники, о которых французы ещё не проведали). Поэтому мечтавший покинуть Священную лигу и укрепить союз с Францией король Ян Собеский снабдил агента польскими дипломатическими документами. Легенда выглядела достоверно, поскольку Речи Посполитой служило немало французов. Однако можно смело утверждать, что Нёвилль в своих Записках лукавит: не разведка, а именно тайная дипломатия была целью его поездки. В противном случае храбрец не вернулся бы из России, а мы не имели бы удовольствия читать его замечательные Записки.

Даже в прославленный интригами XVII век активность русской военной и политической разведки в Польше была явлением выдающимся. Достаточно сказать, что в разгар Московского восстания 1682 г., когда по комнатам Посольского и Разрядного приказов сновали стрелецкие выборные, а служащие центрального дипломатического и военного ведомства молились, чтобы дожить до следующего дня, русское правительство заполучило в оригинале тайную инструкцию Яна Собеского его личному секретарю о шпионаже против России (от 28 июля) и подлинную королевскую грамоту мазовецкому воеводе от 22 августа о возможностях вторжения в охваченную смятением страну {43} 43 РГАДА. Ф. 79. Оп. 1. Ч. 5. Стлб. 1682 г. № 8, 12. .

Учитывая качество работы русской контрразведки, можно смело сказать, что эффективно шпионить у Нёвилля шансов не было, — даже о сути переговоров России с Пруссией и Швецией он ничего не узнал. Зато его контакты с канцлером Василием Голицыным, а затем с пришедшими к власти «петровцами» были необыкновенно активными. О задаче Нёвилля можно только догадываться. После недавнего скандала в Париже, когда русские великие и полномочные послы — князь Яков Фёдорович Долгоруков «со товарищи» не оценили французских манер приема послов, несовместимых с достоинством представителей великой державы {44} 44 РГАДА. Ф. 93. Сношения с Францией. Оп, 1. Д. 12, 13, 15. , требовалось осторожно выяснить возможность дальнейших связей.

Версия Нёвилля о его работе на «короля-солнце» не выглядит такой уж невероятной, если предположить, что непосредственное столкновение русских и французских дипломатов во многих странах убедило французскую администрацию, и особенно посла в Речи Посполитой де ла Бетюна, в невозможности обойтись в решении европейских проблем без России. Тем более что действия через третье лицо оказались неудачными. Датский посол Гильдебрант фон Горн, привезший князю В.В. Голицыну французский план коалиционной войны со Швецией и подписавший в этих видах выгодный канцлеру русско-датский договор, был переигран «московитами», которых он желал поучить «европейской конъюнктуре». Голицын использовал эти переговоры для давления на Швецию, которую заставил продлить мир на русских условиях {45} 45 См.: Замысловский Е.Е. Сношения России с Швецией и Данией в царствование Фёдора Алексеевича. СПб., 1889; Форстен Г.В. Датские дипломаты при Московском дворе во второй половине XVII века // Журнал министерства народного просвещения, 1904. № 11; он же: Сношения Швеции и России во второй половине XVII века. 1668–1700 // Там же. 1899. № 6. .

Нёвилль, при всем своем презрении к «московитам», если и был тайным дипломатом Франции, то действовал осторожнее. И всё-таки, хотя мы ничего не знаем о привезенных им предложениях, очевидно, что и он попался в сети Голицына. «Дипломатический агент Франции» был полностью убежден, что канцлер является лучшим другом его страны и даже поборником католицизма!

Князь Василий Васильевич действительно старался дать католической эмиграции в Москве равные права с лютеранами и кальвинистами, он допустил в Россию иезуитов — но именно в русле выгодной России (и противной ордену Иисуса) политики веротерпимости {46} 46 Толстой Д.А. Римский католицизм в России. СПб., 1876. Т.1; Цветаев Д.М. Из истории иностранных исповеданий в России в XVI и XVIII веках. М., 1884; и др. . Как раз с бранденбургским послом Чапличем, о миссии которого якобы должен был выведать Нёвилль, канцлер договорился о пропуске в Россию гугенотов, которые сотнями тысяч бежали из Франции после отмены Людовиком XIV Нантского эдикта и фактического возобновления им религиозной войны.

Об этом Нёвиллю знать не следовало — и он, судя по Запискам, ничего об этом не узнал. Зато Франции Голицын, этот, по мнению Нёвилля, «страстный поклонник» Людовика XIV, этот московит с «французским сердцем» желал провалиться в тартарары — она была союзником Османской империи и de facto служила главной помехой созданной немалыми трудами Голицына Священной лиги России, Священной Римской империи германской нации, Польши и Венеции… Записки показывают, что Нёвилля канцлер убедил в обратном.