Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

При этом мне удалось открыть цель посылки шведского и бранденбургского поверенных; они присланы были в Московию для того, чтобы навлечь подозрение на поступки польского короля относительно москвитян, уверениями, что король действует в пользу Вашего величества, желая вопреки общему союзу заключить отдельный мир с турками и намереваясь после этого в угоду вашему величеству сделать нападение на герцогство Прусское [26] В Москве служили резиденты: поляк Юрий Доминик (1687–1694); только что, 7 июня, приехавший на смену Христофору Кохену швед Томас Книпер (1689–1690); датчанин Генрих Бутенант фон Розенбуш (1678–1702). Никто из них о встрече с Нёвиллем не сообщает. Бранденбургский посланник Иоганн Peep Чаплич был в Москве с 11 ноября 1688 по 21 марта 1689 г. и уехал за полгода до появления Нёвилля, не оставив резидента. Фантастические сведения о прусской и шведской миссии француз самым легкомысленным образом сочинил. .

Вслед за тем посланник голландский начал действовать против меня, сообщив москвитянам, что я француз и приехал для того, чтобы выведать их государственные тайны [27] Голландский резидент Иоганн фан Келлер (1676–1698) отчитывался в Амстердам о событиях в Москве регулярно, но хитроумного француза тоже не заметил. . Его происки достигли того, что меня заключили на неделю в моем жилище; польский посол, однако, так энергично жаловался на этот поступок, как на оскорбление, нанесенное, в лице моем, его государю, что совет разрешил мне свободу, уверив, что, лишая меня ее на время, имелось в виду только предохранить меня от оскорблений враждебно настроенной толпы [28] В рукописи мягче: «чтобы народ, узнавший об этих подозрениях, не нанес мне оскорбления». Ограничения на передвижение посольских людей в Москве были обычным делом, особенно до принятия их верительных грамот. Но скорее власти просто посадили Нёвилля под домашний арест, пока не наведут о нем новых справок с учётом его обычной болтовни о политике и государственных деятелях. В этом незначительном случае они могли обратиться к иностранным резидентам, причем француз-католик вряд ли мог получить положительный отзыв от Келлера, Кохена, Розенбуша и в Немецкой слободе, где преобладали протестанты. .

На эти извинения я отвечал, что знаю Францию очень хорошо и могу сказать, что, обладая миллионами, французский король тем не менее не пожелает истратить и сотни экю для того, чтобы проникнуть в тайны царей, и что, имея честь быть посланником польского короля, я никогда не побоюсь народной толпы.

Кончилось, однако, тем, что шведские посланники были удалены без всякого успеха, и я, извещая об этом маркиза де Бетюна, изъявил желание также быть отозванным, предвидя в недалеком будущем смятения [29] В рукописи иначе: «Наконец, когда шведский и бранденбургский послы были отпущены безо всякого успеха, я сразу же дал знать об этом маркизу де Бетюну, попросив его отозвать меня, поскольку предвидел скорый мятеж». . При начале их я вынужден был для безопасности сидеть дома, затворив двери и никуда не выходя [30] Нёвилль приехал в Москву в середине августа, после того как напуганный известиями о «бунте стрельцов» Пётр ночью ускакал искать спасения за стенами Троице-Сергиева монастыря, дав сигнал к началу бескровного переворота, завершившегося в начале сентября свержением Софьи, казнью ее фаворита Ф.Л. Шакловитого и ссылкой Голицына. «Смятения», или, по рукописи, «скорого мятежа», в Москве не было. .

Все мое развлечение состояло при этом в разговорах с моим приставом, только два месяца тому назад вернувшимся из поездки в Китай. Сведения, полученные мною от него, весьма любопытны и могут быть весьма полезны вашему величеству, указывая на возможность организовать сухопутную торговлю с Китаем; поэтому я тщательно заметил все подробности слышанного мною от него.

Через некоторое время после моего возвращения в Польшу, когда маркиз Бетюн узнал, что курфюрст саксонский и герцог ганноверский решили свидеться в Карлсбаде, в Богемии, я пожелал, чтобы король польский послал меня для изъявления его прискорбия герцогу ганноверскому, лишившемуся в это время сына, о чем он извещал короля; при этом случае я надеялся узнать цель свидания упомянутых государей с тем, чтобы известить об этом ваше величество. Отправленный туда, я отдал потом отчет маркизу Бетюну обо всем, что успел разузнать, а именно, что с обеих сторон были сделаны кое-какие предложения относительно герцогства Лауембургского, но соглашения, однако, не последовало ни в чем [31] Курфюрст саксонский Иоганн Георг III (1647–1691) и герцог ганноверский Эрнст Август (1640–1698) в 1690 г. в Карлсбаде договорились о передаче Саксонии герцогства Саксен-Лауэнбург, династия которого пресеклась в 1689 г.; Ганновер в 1692 г. стал курфюрством. В издании отчасти поправлена ошибка Нёвилля в рукописи: «о предложениях соглашения между ними относительно герцогства Лауенбургского» князья «не смогли договориться». .

В заключение, когда Ваше величество уведомили короля польского о кончине ее высочества дофины [32] Невестки Людовика XIV Марии-Анны-Виктории Пфальцкой (1660–1690), дочери курфюрста Баварского Фердинанда и Генриетты Савойской. , он назначил князя Радзиевского [33] В рукописи далее: «находящегося сейчас в Париже в Академии». для изъявления Вашему величеству его прискорбия о кончине принцессы. Но маркиз Бетюн пожелал, чтобы назначение это принял я [34] Малоизвестный дворянин никак не мог получить назначение вместо Августина Михаила Стефана Радзиевского (1645–1705): королевского подканцлера, кардинала, примаса, архиепископа Гнезнинского, епископа Варминского. Однако эта фантазия показывает уровень притязаний бедняги Нёвилля. ; он надеялся, что в звании польского посланника я могу с большей безопасностью доставить Вашему величеству донесения его Вам и депеши посланнику Вашему в Гамбурге и что, исполняя это поручение, я могу посетить проездом некоторые дворы, при которых меня хорошо знают и всегда оказывали учтивый прием [35] Страсть Нёвилля к «учтивым приемам» с заездом во все возможные дворы была хорошо известна де Бетюну: когда тот ехал от польского короля в Лондон в 1688 г., маркиз специально предупредил по пути его следования: «Господин де ла Нёвилль направляется в Берлин, он едет с письмом от польского короля к английскому королю. Я хотел бы, чтобы он ненадолго задержался бы при дворе, где вы находитесь, ибо он (неразборчиво, надо полагать — горазд) говорить и воспользуется всем в Берлине» (Лавров. С. 21). , и где таким образом я могу изучить хорошо положение дел: все эти дворы, исключая двора герцога ганноверского, я нашел в довольно расшатанном состоянии, поставленными в прямую необходимость поддерживать мир с Вашим величеством [36] Лавров полагает, что речь шла об опасности вовлечения германских княжеств в антифранцузскую Аугсбургскую лигу Нидерландов, Австрии, Савойского герцогства и Англии (королем которой в результате Славной революции стал штатгальтер Нидерландов Вильгельм Оранский). Но, скорее всего, «расшатанное состояние» дворов, не позволяющее им воевать против Франции, относится к их финансам. Речь идёт о денежных субсидиях, которые Людовик XIV выделял практически всем германским княжествам и электорам (общая сумма выплат иностранным государям составила в 1672 г. 10% от бюджета Франции в 71 млн. 339 тыс. ливров). Курфюрст Бранденбургский получил с 1668 по 1688 г. 4 млн. ливров, Бавария — ещё больше, герцог Ганновера находился на содержании французов. Свою долю в деньгах Людовика XIV имели электоры Кёльна, Майнца, Мюнстера и т.д. См.: Борисов Ю.В. Дипломатия Людовика XIV. М., 1991. С. 103–104. .