Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

Сама же царевна с Голицыным и другими друзьями своими отправилась в Троицкий монастырь, чтобы постараться примирить брата, который со своей стороны прислал уже второй приказ стрельцам немедленно всем явиться к нему и привезти с собой изменников. Царевна не была еще на половине дороги, когда встретил её посланный Петром боярин Троекуров [212]и сказал, что она должна ехать обратно, уверяя, что её не примут.

Убежденная, что опасно было бы ослушаться и что у брата действительно ожидает её плохой прием, царевна воротилась в Москву. На следующий день стрельцы и немцы все явились в Троицкий монастырь. Бояре, по общему совету, решили послать захватить всех заговорщиков, где бы они ни находились.

Полковник Сергеев [213]с 300 человек был отправлен исполнить это поручение. Немедленно по приезде своем в Москву он пошел прямо в царский дворец, громко требуя выдачи Федьки Шакловитого. Вследствие открывшейся измены Шакловитого его называли уже не Фёдором или Феодором, но уменьшительным именем, что у москвитян означает презрение.

Царевна сначала оказала было некоторое сопротивление, но видя, что полковник очень решительно требует исполнения приказа и предчувствуя, с другой стороны, худые последствия дальнейшего сопротивления, выдала ему Федьку и его товарищей. Преступники, закованные в цепи, были препровождены в Троицкий монастырь в простой телеге.

С другой стороны, Голицын, видя близость падения всего своего величия и желая сделать все возможное для сохранения его, решился добровольно отправиться к царю. Он взял с собой сына своего Алексея, друзей, дворецкого Толочанова [214], великого казначея Ржевского [215], воеводу севского Неплюева, советника своего и любимца, свою креатуру Змиева [216], который в армии был генерал-комиссаром, и своего близкого приятеля, некоего Косагова [217]. Но ворота Троицкого монастыря оказались закрытыми для него и для его свиты. Вслед за этим к нему и его друзьям была приставлена стража с воспрещением им выходить из своих жилищ.

Едва только привезен был Федька в Троицкий монастырь, как его препроводили в большую залу, куда царь созвал всех бояр. Федьку расспрашивали четыре часа и потом увели в одну из монастырских башен, где его и пытали, или, лучше сказать, секли. Такая пытка называется «кнут». Жертву привязывают к спине сильного человека, стоящего прямо на ногах и опирающегося руками на особое приспособление, похожее на высокую, в человеческий рост, скамейку, и в таком положении наносят 200 или 300 ударов кнутом, преимущественно по спине [218]. Удары начинают наносить пониже затылка, и идут сверху вниз. Палач с таким искусством наносит удар, что с каждым разом отрывает кусок мяса, соответствующий толщине кнута. Подвергшиеся истязанию большей частью умирают или остаются калеками.

Ему связали на спине руки, подняли на воздух, и палач стал наносить удары кнутом, по длине похожим на кучерский, но отличающийся тем, что ремни его из толстой и жесткой кожи. При каждом ударе ремни глубоко врезались в тело и причиняли ему ужаснейшие боли. После нескольких ударов кнутом Федька признался, что хотел умертвить мать царя, его самого и трех братьев его матери. Удовлетворившись этим признанием, его отвели в темницу. Отсюда он письменно изложил Петру все подробности заговора, оправдываясь тем, что его вовлекли другие в это жестокое дело, и указывая на виновников заговора.

Царь, хотя и был уверен в вероломстве сестры своей, не хотел, однако же, подвергнуть публичному позору принцессу царской крови, а князь Борис Алексеевич Голицын должен был употребить все свое влияние на царя, чтобы убедить его не пятнать его рода (князей Голицыных) казнью его двоюродного брата.

После Федьки были допрашиваемы еще семь других заговорщиков, которые должны были быть исполнителями предполагавшегося кровопролития. Их подвергли необыкновенной пытке, несравненно более жестокой, чем первая. Им обрили голову и, крепко связав их, стали капать на нее горячую воду. Мучение злодеев было до того нестерпимо, что они тотчас сознавались в своем преступлении и, подобно Федьке, открыли имена всех виновников и сообщников заговора.

Два дня прошло после этого в совещаниях о том, как наказать злодеев. Князь Голицын, сын его и друзья были осуждены в ссылку, и приговор им был прочитан государственным секретарем на ступенях дворцового крыльца. Стоя выслушал его Голицын, окруженный стражей, которая привела его из квартиры. Приговор Голицына состоял в следующих словах: «По повелению царя осуждаетесь выехать в Каргополь и оставаться там до конца ваших дней, лишенные милостей его царского величества. Милосердие его, однако же, таково, что он назначает вам по три су в день на пропитание. Его правосудие предписывает далее, чтобы все ваше имущество взято было в казну» {63} .

Несчастный князь Голицын слушал приговор, опустив голову, и отвечал только, что ему трудно оправдаться пред его царским величеством. Он удалился немедленно и был препровожден назначенным для этого полковником на место его ссылки. Один из государственных секретарей отправился в Москву, чтобы описать его дом и все сокровища.

Там оказалось очень много богатой мебели, 100 000 червонцев в сундуке, закрытом в погребе, взятых, как полагают, из имущества гетмана Ивана Самойловича, 400 пудов серебряной посуды, считая пуд по 40 фунтов, и разные серебряные монеты. Жена несчастного князя и невестка его сосланы были вместе с ним и его сыном, и всем четвертым было разрешено взять с собою только тридцать рублей [219].

Когда Голицын был выслан, боярин Леонтий Романович Неплюев, воевода севский, приведен был к ступеням и осужден на пожизненную ссылку в Пустозерск — город, лежащий гораздо севернее Каргополя, причем ему было заявлено, что так как он покушался лишить царя власти, то подвергается вечной немилости, имения же его конфискуются.

Венедикту Андреевичу Змиеву приказано, впредь до следующего повеления, жить в своих имениях. Косагов был лишен всех должностей и также осужден жить в своих поместьях. Дворецкий Толочанов назначен был на всю жизнь воеводой в Переяславль, — город неподалеку от Киева, на Днепре, а великий казначей (Ржевский) послан воеводой в Новобогородицк на реке Самаре.

На другой день Федьке отрубили голову на плахе. Ту же казнь потерпели и два стрельца, которые должны были быть исполнителями покушения. Полковник, которому предназначено было предводительствовать отрядом убийц, был высечен кнутом, после чего ему отрезали язык и сослали на всю жизнь в Сибирь, причем дали на пропитание по одному су в день. Остальным пятерым стрельцам также отрезаны были языки, и они сосланы были в Сибирь добывать соболей.

Когда окончились эти экзекуции, царь Пётр велел известить об этом царевну, приказывая ей оставить дворец и удалиться в монастырь, который она выстроила на расстоянии одной версты или пол итальянской мили от Москвы [220]. Она отказалась повиноваться приказу брата, ибо не могла решиться на пожизненное затворничество, из которого ей удалось вырваться вопреки обычаям страны, и предпочитала искать убежища в Польше [221]. Но когда уведомили об этом царя Петра, он послал приказание начальнику стрельцов препроводить царевну волею или неволею в монастырь, поставить кругом места ее заточения стражу и не допускать к ней никого, что и было исполнено.