Андрей Богданов - Царевна Софья и Пётр. Драма Софии

Через два дня после этого царь Пётр возвратился в Москву и въехал в столицу верхом, причем ничего замечательного не было, кроме того, что восемнадцать тысяч вооруженных стрельцов находились при царе. Через четверть часа после этого прибыли в коляске супруга и мать царя, и все поехали прямо во дворец. Царь Иоанн встретил брата на дворцовом крыльце; они обнялись. Пётр просил Иоанна быть ему другом, и тот, который говорил за Иоанна, уверил Петра в его дружбе к нему. Затем цари удалились в свои покои, и с тех пор упоминали об Иоанне только в заголовках государственных актов.

Так кончилось правление царевны Софии, несколько лет бывшей повелительницей обширного государства Московского. Увлекаемая безмерным честолюбием, она хотела захватить в свои руки неограниченную власть, данную ей от имени братьев, и остаться навсегда независимой и самовластной, но кончила падением и заключением на всю жизнь в монастыре, с 800 монахинями, которых она нарочно вызвала из Киева, с намерением приобрести как можно больше приверженниц и в надежде, что они будут скорее блюсти интересы ее, нежели брата Петра, подданными которого они сделались только в 1666 году, когда палатинат и город Киев поляки уступили москвитянам. Но таковыми они оказались только по имени [222].

После подробного изложения московских событий необходимо объяснить, что смятения, как происшедшие уже в этом государстве, так и те, которые впредь могут произойти, есть следствие козней царевны Софии, ум и дарования которой нисколько не походят на ее наружный вид, ибо она очень безобразна, необыкновенно толста, с головой огромной, как подушка; на лице у нее волосы, на ногах наросты, и ей теперь, по крайней мере, сорок лет [223].

Но насколько стан её толст, короток и груб, настолько, напротив, тонок и проницателен ум; и хотя она никогда не читала и не изучала Макиавеля [224], но по природе знает его принципы и особенно то, что нет ничего, никакого преступления, которого нельзя было бы предпринять, раз дело идет о получении власти. Если бы она довольствовалась управлением государства и не пыталась бы избавиться от своего брата, то нет сомнения, что никто не возымел бы смелости образовать против нее партию в пользу брата Петра [225].

При конце жизни царя Феодора, предвидя, что он, при болезненном своем состоянии, недолго проживет, Софья, обладая вышеназванными качествами, решилась оставить свой монастырь, несмотря на строгий обычай, согласно которому все члены царского семейства женского пола обязаны проводить жизнь в монастыре в безбрачном состоянии [226].

Для этой цели она начала оказывать необыкновенную любовь и нежность к своему брату и сочувствие к его страданиям и начала скорбеть о своем несчастье, что она не может видеть столь нежно любимого брата и не может сама предложить ему всех тех услуг, какие можно оказать человеку, в здоровье которого мы заинтересованы. Во время приступов болезни Софья беспрестанно посылала спрашивать о нем, не пропуская ни одного случая, где бы она могла выразить свои чувства по отношению к нему и глубокую печаль о том, что она лишена возможности оказывать ему услуги, как любимому человеку [227].

Подготовив такими средствами умы к своим замыслам, она оставила монастырь под предлогом, что хочет ходить за своим больным братом и сделать все возможное, чтобы облегчить его муки; и она исполнила это, никого почти не допуская к нему, находясь беспрестанно при нем и давая ему сама все лекарства [228]. Умная принцесса предвидела, что чем больше она сделает для него, тем больше приобретет любви со стороны его и уважения со стороны всех других.

Она внушила, таким образом, благоприятное о себе мнение знатным, с которыми была крайне любезна и предупредительна [229], и расположила к себе народ своей ласковостью, стараясь, чтобы те и другие остались довольными её поведением и без неудовольствия смотрели бы на то, чего им до сих пор не приходилось видеть [230].

Казалось, что она могла удовольствоваться успехом своего выхода из монастыря, но так как она имела намерение более туда не возвращаться, то справедливо рассудила, что единственный способ избавиться от опасения быть когда-нибудь снова водворенной в монастырь был — стать полной повелительницей государства [231].

Такие замыслы не могли иметь успеха без поддержки большой партии. Она решилась образовать таковую и, взвесив достоинства окружавших её, не нашла более способного стать во главе этой партии, чем князя Голицына. Он был человек великих достоинств и происходил, бесспорно, от последнего литовского герцога из рода Ягеллонов [232]. Царедворцы были сперва очень довольны выбором его, думая, что он будет только по имени министр и что все они разделят власть с ним [233].

Голицын, обладая один большим умом, нежели все москвитяне вместе, без труда поддерживал в них такое мнение во все царствование Феодора. Неожиданная смерть последнего дала случай Хованскому, смелому, могущественному вельможе и непримиримому врагу Голицына, произвести возмущение и погубить всех знатных, которые могли противиться ему в намерениях его завладеть в свою пользу престолом, под предлогом мщения за смерть царя, будто бы отравленного, и наказания виновных. Но, будучи уже вполне уверенным в том, что престол достанется ему, Хованский, как видно в главе о 1682 годе, был, несмотря на то что ему некого было страшиться, наказан за свою дерзость и жестокости.

Смерть этого бунтовщика имела желанные для царевны последствия, ибо укрепила правление за нею.

В силу чего она отдала звание великого канцлера своему любимцу [234], который так сумел воспользоваться им, что нет примера, чтобы подданный управлял в этой стране с такой властью, как он [235]. Принцесса Софья, видя себя в состоянии предпринять все, что ей угодно, захотела, для успокоения своей совести, загладить свои скандальные отношения к своему любимцу таинством брачных уз [236].

Все затруднение состояло в том, чтобы отделаться от жены Голицына, на что этот князь не мог решиться, будучи от природы человеком благородным. К тому же он взял за ней большие богатства и имел от нее детей, которых он любил более, нежели детей, прижитых с царевной [237], которую он любил лишь как виновницу своего величия. Но благодаря женской изобретательности она так искусно повела дело, что убедила его уговорить жену сделаться монахиней. Вследствие этого, согласно религии москвитян, муж, выставив на вид силу своего темперамента, не дозволяющего ему оставаться вне брака, мог получить от патриарха разрешение снова жениться. Когда эта добрая женщина выразила свое согласие [238], царевна не сомневалась более в успехе своих замыслов.

Затруднение состояло лишь в том, чтобы заставить Голицына одобрить убиение обоих царей, что она окончательно решила, видя лишь в этом возможность удержать власть за собой, своим будущим мужем и детьми. Но князь этот, более тонкий политик, нежели влюбленный, представил ей весь ужас этого замысла, убеждая ее, что исполнение его несомненно навлечет на них гнев и ненависть всех и каждого. Эта ненависть, хотя и скрытая, может в один прекрасный день вспыхнуть и дать возможность и случай кому-нибудь из недовольных, под предлогом мщения за смерть царей, предпринять восстание, подобно Хованскому, который воспользовался подобным же предлогом, чтобы завладеть престолом. Последнее легко и могло случиться, если бы она не приняла надлежащих мер.