Андрей Богданов - Мятежное православие

В столице Российского государства сложилась невиданная еще ситуация: разум не только теоретически доказывал свои права, но и практически противостоял духовной власти. Большинство с радостью, меньшинство с ужасом убеждалось, что свободная человеческая мысль может быть сильнее приказов и авторитетов. «Мудроборцы» верно подметили особенность «смятения народного» по вопросу пресуществления: возбужденные сознанием, что воспринятые ими доказательства сильнее всяческих приказаний, массы людей повсеместно рассуждали и испытывали, то есть исследовали вопрос. Недаром мужчины, женщины и даже дети повсеместно и в любое время заводили разговор о евхаристии. Люди наслаждались тем, что не только получили право, но и действительно могут мыслить, здраво разбираться в наименее, казалось бы, доступной смертному области богословия, могут не присоединяться к какой-либо группе или мнению, но самолично участвовать в процессе отыскания истины. Стремясь укрепить веру, очистив ее от волюнтаристских искажений, Сильвестр Медведев помогал россиянам обрести веру в себя, в человеческий разум и достоинство. В этом смысле — надо опять отдать должное проницательности «мудроборцев» — его литературная деятельность действительно создавала угрозу основам существующей светской и духовной власти. Опасный философ должен был быть уничтожен соединенными силами властей.

Судьба просветителя и многих его сторонников была решена в тот момент, когда «петровцы» и «мудроборцы» в трогательном единении обрушились на правительство царевны Софьи. Первыми дрогнули перед лицом грядущих репрессий митрополит Гедеон и архимандрит Варлаам, известившие, что последуют патриарху «без всякого прекословия и прения». Несгибаемый Иннокентий Монастырский «как гнилой член проклят был» и «тайно вскоре с Москвы промыслом Евфимиевым сослан». Архиепископ Лазарь Баранович держался до ноября 1689 года. Иоаким вырвал у него отречение от истины под угрозой вселенского осуждения и лишь после того, как лишил Лазаря права участвовать в богослужении. Афанасий Иоаннов еще ранее был сослан в Тобольск, митрополит Маркелл позже осужден и лишен сана. Впрочем, подобные усложненные полемические приемы (типа заказа в Константинополе поддельных соборных посланий, личных угроз и всяческих притеснений) использовались только против заметных лиц. Для простого народа, с горечью писал современник, «немые учителя у дыб стоят в Константиновской башне: вместо Евангелия огнем просвещают, вместо Апостола кнутом учат…» {116} 116 Подробнее см.: Шляпкин И.А. Святой Димитрий Ростовский и его время (1651–1709). С. 211–229, 235. .

Медведев не сомневался, что его ждет особо жестокая расправа. Спасение было только в бегстве. Действительно, патриарх Иоаким включил имя Сильвестра вторым в список «злодеев», которых он (как отметил в своем дневнике генерал Патрик Гордон) настойчиво уговаривал Петра казнить. Обвинение против Медведева было включено в изветы, которыми розыскная комиссия начала «дело Шакловитого», состоящее, как известно, в «умышлении» убить царя Петра, его семью и сторонников, Иоакима и других высших иерархов. Достоверность обвинений комиссию не волновала. О «злодейском умысле» жертв политического переворота широко объявлялось еще до расследования. Приговор был вынесен заранее по соглашению победителей, оставалось лишь предпослать ему краткую комедию розыска и затем привести его в исполнение. Что касается Медведева, то по воле патриарха он еще до 12 сентября был заочно лишен монашеского звания и заочно же передан в руки светских властей [14] Поскольку вопрос о времени заочного расстрижения Медведева (и, таким образом, передачи его уголовному суду) вызвал в литературе споры, укажу на документы сыскного дела, показывающие, что это событие уже произошло к 12 сентября: Розыскные дела… Т. 1. С. 383, 519. . У кого, у кого, а у Иоакима его вина не вызывала никаких сомнений!

Между тем, пока по России шли розыски, скакали капитаны с воинскими отрядами, воздвигались на дорогах заставы, а городовые воеводы объявляли награды за поимку «изменников», Медведев мирно жил у верного игумена Варфоломея в Бизюкове монастыре. Трудно сказать, на что он надеялся, зная упорство и безжалостность своих врагов. По некоторым его высказываниям, слышанным окружающими, можно думать, что ничего хорошего для себя Сильвестр не ждал. Но отказаться от борьбы и покорно сдаться в руки врагов он не мог. Это слишком напоминало самоубийство.

В мучительных размышлениях находился и верный Варфоломей. Он сочинял донос, одновременно пытаясь сохранить себя порядочным человеком. Вот плод его усердных размышлений, посланный воеводе:

«Да вестно велможности твоей творю, што Силвестер Медведев, з Москвы едучы, начавал у мене в монастыре ночь адну. А ку-ды поехав — я пра то не ведаю. А хотел, и назад едучы, заехать у монастырь. Зачым я велможности твоей доношу — чтоб мне в трудности якой за тое не быть» {117} 117 Там же, ст. 531–532. . [15] Намеренно сохраняю орфографию подлинника.

Похоже, что первоначально Варфоломей имел в виду спровадить Медведева и его спутников поскорее, чтобы сыщики нагрянули на пустое место. Это уже было предательство, наводящее воинские команды на свежий след. Но предательство, мало помогающее доносчику. При всей своей простоте Варфоломей сумел понять, что, не схватив Медведева и не узнав точно, куда он направился из Бизюкова монастыря, сыщики постараются представить его, игумена, сообщником преступников. Поэтому он никоим образом не показал Медведеву своего неудовольствия и оставил его в монастыре, отправив донос. Сильвестр прожил на свободе еще четыре дня, радуясь мысли, что на свете существуют такие самоотверженные друзья, как Варфоломей.

Сомнения игумена кончились 13 сентября, когда присланный из Дорогобужа отряд окружил Бизюков монастырь и схватил Медведева с его спутниками. Сильвестр, точнее уже Семен Медведев, был закован в тяжкие кандалы, но меры по его охране все время казались недостаточными. Дорогобужский воевода выделил для доставки арестантов 10 стрельцов, не считая штатских лиц; смоленский воевода прислал со своей стороны капитана Василия Андрианова со смоленскими стрельцами и солдатами (числом 40 человек), опасаясь, чтобы преступники «дорогою не ушли и дурна бы над собой какого не учинили». Из Москвы, в свою очередь, скакал в помощь охране капитан Григорий Есипов со стрельцами. За ним, все из тех же опасений, устремились капитаны Яков Бестужев и Яков Богданов. Всего за участие во «взятии» и доставке государственного преступника было награждено деньгами более ста человек рядовых, восемь десятников, три пятидесятника и четыре капитана.