Андрей Богданов - Мятежное православие

Если мы (спустя 300 лет) легко замечаем подложность «покаянного исповедания», приписанного Медведеву, тем легче это было сделать современникам событий. На что же надеялась патриаршая комиссия, в которую, как мы помним, весьма вероятно входил по крайней мере один высокообразованный деятель Русской православной церкви — Игнатий Римский-Корсаков? Посланцы патриарха, обрабатывавшие Медведева в темнице Троице-Сергиева монастыря, в конце концов поняли, что узник не станет писать «отречение». Что ж, это нетрудно было выполнить за него (а заодно и за его бывшего сторонника — Долгого). Но они не могли поверить, что не смогут заставить ученого литератора, со дня на день ждущего казни, хотя бы подтвердить написанное за него — и сохранить жизнь, более того, выбраться из ужасной темницы в обычную монастырскую келью. Комиссия много обещала, требуя немногого, разумеется по своему счету.

Заготовленные рукописи «покаянных исповеданий» Семена Медведева и Симеона Долгого оканчивались одинаково. От лица «кающихся» в них говорилось, что «это мое покаянное рукописание… прочтя всенародно, полагаю в руки… Иоакима… патриарха при всем священном соборе в храме пресвятыя Богородицы всечестнаго и славнаго ея Успения, престольном всерос-сийския патриархии». Действительно, в тексте «исповеданий» содержатся многочисленные прямые обращения к священному собору Русской православной церкви (в «исповедании» Медведева таких обращений восемь). Замысел «мудроборцев» вырисовывается перед нами достаточно ясно.

Разгром «хлебопоклонной ереси», а вместе с ней и ростков рационалистической мысли был задуман с большим размахом. Власть патриарха должна была восторжествовать над разумом верующих публично, на священном соборе, решения которого укрепили бы влияние «мудроборцев», увековечили их победу. Множество частных мероприятий: террор против украинского духовенства, подкуп константинопольского экс-патриарха, переговоры с иерусалимским патриархом Досифеем, следствие над митрополитом Маркеллом (которое вел тот же Игнатий Римский-Корсаков), распространение полемических сочинений и слухов, пугающих обывателя наступлением иезуитов, — все это служило одной цели — подготовке священного собора.

Особо пришлось потрудиться над исполнителем центральной роли — Семеном Медведевым. Цель оправдывала использованные средства — наиболее опасный смутьян должен был сам опровергнуть свои бредни, проклясть все, что он отстаивал, объявить свое стремление к самостоятельному поиску истины преданностью к латинской церкви, наклеить идеологический ярлык на дело своей жизни — в назидание и поучение непокорной пастве.

На вторую роль (выпустить одного исполнителя было недостаточно) прекрасно подходил Иннокентий Монастырский: пускай и малороссы проклянут свою ученость, убедятся, чего она стоит по сравнению с волей патриарха! Но Иннокентий уперся — и из представителя православия Украины сразу стал проклятым евреем… С ним можно было расправиться попросту, на вторую роль кандидатур хватало. Хорош был бы Афанасий Иоаннов (да сослан далеко, в Тобольск) {124} — но мог вполне сойти и Савва Долгий, в монашестве Симеон: трудно ли прочитать с выражением заготовленный для него текст?! А вот без Медведева было не обойтись. Без его покаяния все мероприятие теряло вес. Здесь стоило поработать. И, как мы видели, патриарх со своими друзьями- «петровцами» поработал.

Непредвиденный, невозможный отказ Медведева от «отречения» нанес по замыслу «мудроборцев» мощный удар. Не сумев всеми имеющимися силами и средствами сломить одного отданного в их руки человека, «мудроборцы» заметались. Первоначально они сошлись на том, чтобы объявить, будто Медведев сам написал и прочел свое «покаянное исповедание» прямо в Троице перед архимандритом Викентием, казначеем нижегородского Благовещенского монастыря Иосифом «и иными». Так объявлялось в слове от лица патриарха Иоакима «О покаянном писании Сильвестра Медведева», помещенном в книге Евфимия Чудовского «Остен» как документ священного собора. Иоаким якобы говорил, что по просьбе Медведева его «покаянное исповедание» было прочтено в патриаршей Крестовой палате перед «преосвященными архиереями и всего царствующего града Москвы всем священным чином: архимандритами, игуменами, протопресвитерами, иереями и дьяконами от всех церквей». Затем Симеон Долгий сам прочел свое «исповедание». После этого патриарх велел прочесть свое «поучительное слово». В заключение от лица патриарха говорится, что он распорядился широко распространить «покаянные эти писания Сеньки Медведева и монаха Симеона Долгого и свое архипастырское поучение… пока все, сделанное по этому делу, не будет собрано и печатным тиснением издано».

Как видим, сценарий священного собора изменился. В связи с отсутствием главного «раскаявшегося еретика» церемония должна была быть менее представительной и проводиться не в Успенском соборе, а в Крестовой палате. Помимо московского духовенства на соборе должны были присутствовать только оказавшиеся в столице иерархи. Какие именно — указывает архиепископ Афанасий Холмогорский в пространной редакции своей книги «Щит веры» (отредактированной в 1693 году): Адриан, митрополит казанский и Свияжский; Евфимий, митрополит Сарский и Подонский; Павел, митрополит Нижегородский и Алатырский; наконец, сам автор. Одна из рукописей прибавляет к этому списку митрополита Рязанского Авраамия, архиепископа вологодского Гавриила и епископа Тамбовского Питирима {125} . Список не слишком представительный, так что Афанасию пришлось оговаривать, будто немногие присутствующие иерархи «имели волю и согласие и неприсутствующих архиереев, сущих в Великой и Малой и Белой России».

Однако и по такому усеченному сценарию священный собор не удалось провести. Современник событий, иеродиакон Дамаскин, с возмущением писал, что для обсуждения столь важного вопроса, как время пресуществления Святых Даров, «мудроборцы» собрали одних лишь «приходских священников, какие тогда находились на Москве». «О таком деле, — писал Дамаскин, — надлежало бы созвать собор в мирное время, по совету царскому, пригласить всех архиереев и архимандритов, изложив подробности дела, собрав нужные для этого книги, катехизисы и другие древние учительные писания, испытать и разсудить явно перед всеми и, уверившись, подтвердить всем собором и подписать собственноручно, а не тайно, по закоулкам и под страхом смерти» {126} .

Впрочем, сам Дамаскин не был участником и такого собрания «по закоулкам», долженствующего изобразить священный собор, — поскольку оно никогда не проводилось. Помимо отказа Медведева от «отречения», сломавшего четкий план «мудроборцев», им помешало еще одно серьезное обстоятельство: тяжелая болезнь главы этой группировки — патриарха Иоакима. Недаром в сценарии «собора», описанном в «Остене» Евфимия Чудовского» патриарх вопреки традиции и личным привычкам передает собственное «Поучительное слово» для прочтения другому лицу (протопресвитеру Успенского собора Иоанну). Уже зимой 1690 года Иоаким не был способен выступать сам. Строго говоря, нельзя утверждать, что он был знаком с написанным для него (как обычно) текстом «Поучительного слова». 17 марта 1690 года патриарх скончался, завещав похоронить себя в московском Новоспасском монастыре, у своего друга архимандрита Игнатия Римского-Корсакова (а не вместе с другими патриархами) {127} .