Андрей Богданов - Мятежное православие
- Название:Мятежное православие
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Вече
- Год:2008
- Город:М.
- ISBN:978-5-9533-3290-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Богданов - Мятежное православие краткое содержание
Корни громких политических процессов над инакомыслящими, имевших идеологическую и назидательную подоплеку, уходят в глубь веков русской истории. Стяжательствующее духовенство и Иван Грозный против монаха-проповедника Артемия; всесильный патриарх Филарет против поэтов князя Ивана Хворостинина и Антония Подольского; абсолютный монарх — «солнце» — Алексей Михайлович с сонмом русских и иноземных православных иерархов против протопопа Аввакума; сверхмощный карательный аппарат петровского государства и «мудроборцы» во главе с патриархом Иоакимом против просветителя Сильвестра Медведева — вот неполный перечень событий и героев книги.
Рассчитана на широкий круг читателей.
Мятежное православие - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Не позволяется возражать против внушительных указных “понеже”. Правительство спешит все обдумать и разсудить наперед, и собственное разсуждение обывателей оказывается тогда ненужным и лишним. Оно может означать только некое неблагонадежное недоверие к власти. И составитель “Регламента” поторопился все разсудить и обосновать наперед, чтоб не трудились разсуждать другие, чтоб не вздумали разсудить иначе…» {136}
Феофана Прокоповича и Петра заботило, в частности, церковное слово (когда, например, последний патриарх Адриан выступал против зверской жестокости по отношению к восставшим стрельцам); «Регламент» указывает поэтому, о чем следует говорить. «Проповедовали бы проповедники твердо, — гласит закон, — с доводов священного писания, о покаянии, о исправлении жития, о почитании властей, паче же самой высочайшей власти Царской, о должностях всякаго чина».
«Регламент» определял, что следует читать, как читать и каким образом истолковывать прочитанное. Разумеется, наиболее заботило законодателей не чтение, а письмо, в частности известные своей древней письменной культурой монастыри. Петр I напряженно размышлял, следует ли превратить монастыри в работные дома, дома для сирот и инвалидов, в лазареты или мастерские для выделки кружев… Пока же в приложенных к «Регламенту» «правилах» о монашестве, отметил главное: «Монахам никаких по кельям писем, как выписок из книг, так и грамоток советных, без собственного ведения настоятеля, под жестоким на теле наказанием, никому не писать, и грамоток, кроме позволения настоятеля, не принимать, и по духовным и гражданским регулам (правилам. — А.Б.) чернил и бумаги не держать, кроме тех, которым собственно от настоятеля для общедуховной пользы позволяется. И того над монахи прилежно надзирать, понеже ничто так монашеского безмолвия не разоряет, как суетные их и тщетные письма…»
Эта позиция, казалось бы, противоречила петровской установке на просвещение государства. Но следует учитывать, что для Петра I и его подручных речь шла о государственном, полицейски-подконтрольном просвещении, собственно говоря, о создании круга подготовленных к исполнению определенных государственных задач специалистов. Самостийное книжное творчество каких-то там монахов представлялось государю не только бесполезным, но и опасным. Другое дело, что позже Петру приходила мысль приспособить монастыри в мастерские переводов полезных для властей книг… Согласно указу от 1 сентября 1723 года требовалось всех молодых монахов (до 30-летнего возраста) забрать в Московскую Заиконоспасскую академию, как прежде в духовную школу насильственно рекрутировались дети духовных лиц.
Программа обучения для нужд духовного департамента излагалась уже в «Регламенте», имевшем специальный раздел: «Домы училищные, и в них учители и ученики, також и церковные проповедники». Феофан Прокопович совершенно справедливо отмечал, что, «когда нет света учения, нельзя быть доброму Церкви поведению, и нельзя не быть нестроению, и многим смеха достойным суевериям, еще же и раздорам и пребезумным ересям». В центре образовательной системы должна была находиться Академия — многоступенчатая общеобразовательная школа-училище, венчавшаяся философским и богословским классами.

Тщетно, однако, мы будем искать в «Духовном регламенте» медведевский проект всесословного автономного университета. Для Феофана Прокоповича Академия — это бурса, куда насильно вербуют детей духовного сословия для подготовки к духовной службе в условиях, близких к тюремному заключению, при полном отрыве от родственников и привычной среды. «Такое молодых людей житье, — признавал сам Прокопович, — кажется тяжелым и заключению пленническому подобным», но автор «Регламента» надеялся, что ученики привыкнут к такой жизни и вскоре именно в несвободе обретут счастье. «В полицейском государстве, — заметил по этому поводу Г. Флоровский, — не различают учение и службу. Самое учение есть служба или повинность. На ученика (даже совсем малолетнего) в это время смотрят именно как на служащего человека, отбывающего повинность… под страхом… уголовного наказания… Неявившихся, убылых и беглых полагалось разыскивать и приводить силой, иногда даже в кандалах, — “для обучения и употребления над ними изображенного в Духовном Регламенте искушения”. «Не следует уменьшать объем и значительность ученых и даже учебных достижений XVIII века, — констатировал тот же исследователь. — Во всяком случае, это был очень важный культурно-богословский опыт. И по всей России раскинулась довольно сложная школьная сеть… Но все это “школьное” богословие было в собственном смысле беспочвенным. Оно взошло и взросло на чужой земле… Точно надстройка над пустым местом… и вместо корней сваи… Богословие на сваях — вот итог XVIII века».
Собственно, для церкви, превратившейся в духовный департамент империи, образовательные учреждения, на которые столь надеялся Феофан Прокопович, действительно дали мало. В то же время наука и просвещение в России развивались, преодолевая полицейское буйство крепостнического государства и лавируя между полицейскими препонами. Этому процессу способствовали и церковные образовательные учреждения, особенно Московская славяно-греко-латинская академия (возникшая, впрочем, еще до принятия «Духовного регламента» под покровительством противника его и его составителей знаменитого Стефана Яворского). Немногие окончили в XVIII веке Московскую Академию, завершив учение курсом богословия: почти все ученики покидали ее стены раньше. Всесословная Академия, дававшая стипендии неимущим студентам, была своеобразным окном к знаниям выходцам из демократических слоев, становилась трамплином для тех из них, в ком проявлялся талант. Не случайно именно отсюда вышли поэт, ученый и композитор В.К. Тредьяковский, поэты Петр Буслаев, Е.И. Костров, В.П. Петров, профессора Московского и Петербургского университетов, члены Академии наук А.А. Барсов, A.M. Брянцев, Н.Н. Поповский, врач С.Г. Забелин, географ и естествоиспытатель С.П. Крашенинников, математик Л.Ф. Магницкий, архитектор В.И. Баженов и многие другие выдающиеся русские люди, наконец, великий ученый и поэт, гордость России Михаил Васильевич Ломоносов.
Характерно, что столкновения с духовным ведомством, испытывавшиеся многими бывшими учениками Московской Академии, были как бы заложены в традиции этого учреждения, начиная с церковного преследования ее первых ректоров. Книга самого митрополита Стефана Яворского, высокого покровителя Академии, была при жизни Петра I запрещена к изданию. «Камень веры» Яворского удалось опубликовать только в 1728 году с дозволения Верховного Тайного Совета, но со временем дело о ней оказалось в Тайной канцелярии. Указом от 19 августа 1732 года книга вновь была запрещена и арестована. Для свободного обращения «Камень веры» был выпущен только в 1741 году.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: