Манаф Сулейманов - Дни минувшие (Исторические очерки)

На выпускниц Александровской школы смотрели как на нечто необыкновенное. Образованные, раскрепощённые девушки действительно казались необыкновенными на фоне всеобщего засилья фанатизма и религиозных предрассудков. Они явились достойными поборницами отечественного просвещения, внесли весомый вклад в дело культурного возрождения и расцвета нации.

ПЕРВЫЙ СЪЕЗД УЧИТЕЛЕЙ-МУСУЛЬМАН КАВКАЗА. ( В некоторых источниках его называют съезд мусульманских учителей Азербайджана).

В мае 1906-го года на собрании просветительного общества "Ниджат" было решено созвать (в августе месяце) учительский съезд, в связи с чем создаётся комиссия в следующем составе: Гасан-бек Зардаби (Меликов), А.Агаев, Н.Нариманов, А.Джафарзаде, А.Эфендиев, Г.Махмудбеков, Г.М.Гаджибабабеков, М.Эфендиев. Начинается серьёзная подготовительная работа. Г.Зардаби посылает письма и корреспонденции в газету "Каспий", Н.Наримаиов - в "Хаят", А.Агаев - в "Иршад", определяя и уточняя цели и задачи съезда.

Председатель учредительной комиссии Нариман Нариманов работает в преддверии съезда без устали, пишет многочисленные статьей о проблемах школьного образования, а в день открытия публикует статью под названием "Сегодня".

15 августа 1906-го года, в 10 часов утра, в зале второй городской школы открылся съезд азербайджанских учителей. Коротким вступительным словом его открыл председатель учредительной комиссии Н.Нариманов. Г.Зардаби избирается председателем, Н. Нариманов - его заместителем, Фархад Агаев - секретарем съезда.

Съезд обсудил ряд важных проблем народного просвещения и образования: введение азербайджанского языка как обязательного предмета в начальных и средних русско-татарских школах, составление новых учебных программ, обсуждение единого метода, улучшение условий жизни и труда сельского учителя, перевод азербайджанского отделения Горийской семинарии в один из городов Азербайджана и развитие женского образования.

Старейший учитель Самед-бек Аджалов так рассказывал о причинах разногласия, обнаружившегося во время проведения съезда: "В Баку был инспектор просвещения по фамилии Ливицкий. Матёрый реакционер и ярый проводник русификаторской политики в школах. Он предписывал учителям: "Не вздумайте говорить на уроках по-татарски (по-азербайджански-М.С). Услышу хоть одно слово, выгоню. "Среди педагогов началось смятение: "Как же мы объясним маленьким детям смысл слов, которые произносим по-русски! Остаётся только лаять, произнеся слово "собака" или мяукать при слове "кошка"..."

Делегаты съезда решили пожаловаться наместнику Кавказа на инспектора Ливицкого и потребовать узаконения родного языка в качестве равноправного предмета обучения.

Составить текст телеграммы поручили председателю съезда. Г.Зардаби выполнил поручение делегатов, а на следующий день зачитывал текст на очередном заседании. Телеграмма заканчивалась следующими словами: "Съезд просит о справедливом разрешении вопроса". Нариман Нариманов запротестовал: "Съезд требует! Требует, а не просит".

Зардаби коротко ответил, что слово "требует" может не понравиться чиновникам, заправляющим в канцелярии наместника. Они положат телеграмму под сукно и вовсе не покажут наместнику. Скажут: кто вы такие, чтобы ещё требовать! И действительно, мы здесь с одним Ливицким справиться не можем, куда уж нам с наместником и с его свитой тягаться...

Завязался спор. Каждый настаивал на своей формулировке. В конце концов все делегаты съезда разделились на две группы. Решили проголосовать. Победило предложение Нариманова. Окрылённый победой, один из сторонников Нариманова, молодой учитель, воскликнул: "Прав не тот, кто старше, а тот, кто умнее".

Г.Зардаби покинул зал заседаний. Это случилось 21 августа.

О происшедшем на съезде узнал Гаджи Зейналабдин Тагиев. 22 августа он появился среди учителей. Между ним и Н.Наримановым произошло довольно резкое объяснение. Тагиев обратился к педагогам:"Ваше вчерашнее решение свидетельствует о том, что съездом руководят недальновидные люди, подобные Нариману Нариманову. Да знаете ли вы, кто такой Нариманов! У него в кармане нет ни гроша, и учится он на мои деньги. А сейчас он явился сюда и ведёт революционную пропаганду, пытается и вас сбить с пути истинного... Прошу вас, измените своё решение, потому что оно не принесет нашей нации ничего, кроме вреда".

В зале стояла тишина. Эта история, долго ещё служила пищей для разговоров не только среди педагогов - её живо обсуждали в широких кругах творческой интеллигенции.

Одной из плодотворных акций первого съезда учителей-мусульман явилось также обращение к педагогам-армянам: "Давно живя надеждой на восстановление мира и добрососедства между двумя нашими народами, мы единогласно поддерживаем ваш призыв оказать совместное воздействие на тёмные, отсталые массы и с радостью протягиваем вам свою руку. Вместе с вами, мы видим свою обязанность в том, чтобы разъяснять народу пользу прочного мира между мусульманами и армянами".

Через двадцать пять-тридцать лет после этой истории, главный бухгалтер Тагиева Мир Магомет рассказывал: "Каждый год, в начале осени, я представлял на утверждение Гаджи список студентов и учащихся средних школ, которые получали стипендию. Через два месяца после того памятного съезда я осмелился спросить у Гаджи: включать Нариманова в список или нет! Он ответил, конечно, включай. Однако Нариманов не принял стипендии. Вернул её обратно. В то же время в школе Тагиева обучались бесплатно пять или шесть девочек, племянниц Нариманова. Я и сейчас помню их имена: Набат, Гумну, Ильтифат... Да,- Мир Магомет помолчал, - должен сказать, что товарищ Нариманов всегда с большим уважением относился к Гаджи Зейналабдину. После установления Советской власти никто не обидел Гаджи ни единым худым словом. Он предоставил Гаджи возможность выбрать, где бы тот хотел провести остаток своей жизни. И Гаджи выбрал свой любимый дом в Мардакянах... Шутка ли: четырнадцать комнат внизу, столько же наверху, со всей домашней утварью, с роскошным садом, виноградником, бассейном... Говорят, что Нариманов вернул Тагиеву деньги, которые тот посылал ему в бытность Нариманова студентом Одесского университета... А когда Гаджи умер в двадцать четвёртом году, газеты поместили о нём некрологи. И все это - заслуга Нариманова... Да и то сказать: известный был человек Гаджи Зейналабдин. Его знали на Кавказе, в Иране, Турции, Египте, Индии... Помню, когда он умер, все владельцы магазинов и лавок (тогда еще сохранялась частная собственность) объявили трёхдневный траур. Изо всех окрестных сёл привозили баранов, рис, мясо, другие продукты, предназначенные для поминальных обедов. Мир то праху недюжинная была натура, редкой широты и доброты человек..."