Манаф Сулейманов - Дни минувшие (Исторические очерки)

В Турции, куда он устремился с великими надеждами, поэт сполна испил чашу страданий. За критику существующих порядков, "оскорбление" высокого должностного лица, Хади арестовывают и ссылают в Салоники. Греки, заподозрив в Хади турецкого шпиона, едва не убили его. От смерти Мухаммеда спас греческий священник. Дни в Салониках протекали в жестокой нужде и одиночестве. После окончания срока ссылки Хади не возвращается в Стамбул. Разочарованный, подавленный, сломленный душевно и физически, поэт приезжает в Баку.

В результате перенесённых потрясений Мухаммед Хади заболевает и попадает в психиатрическую лечебницу. Вышел он оттуда в самом начале первой мировой войны. Записавшись добровольцем, поэт отправляется на юго-западный фронт в составе специального отряда Красного креста.

Он становится живым свидетелем ужасов империалистической войны, гибели тысячи невинных людей, разорения сёл и городов, трагедии обездоленных, осиротевших семей. Поэт гневно заклеймил войну в своих произведениях. С фронта в Баку пересылает он стихи, объединённые в цикл "Впечатления с театра военных действий".

Не в силах обрести уверенность, определиться в сумбурной атмосфере первых революционных лет, отчётливо ощущая отчуждение и даже враждебность окружающей среды, Мухаммед Хади чувствует большее уныние и разочарование. Отпечатав с помощью наборщиков и рабочих то в типографии Самеда Манеура "Туран", то в "Каспии" Гаджи Зейналабдина Тагиева или в издательствах "братья Оруджевы", "Электрик" - свои стихотворения на длинных листах, похожих на свитки, он продавал их по гривеннику, по двугривеннику и тем кормился.

Педагог Алимамад Мустафаев рассказывал, что поп ходил по городу в поношенной чухе, чёрных штанах и старых, стоптанных башмаках. "Помню, стоим мы с Хади на Николаевской. Было это в девятнадцатом году. В то время неподалёку останавливается машина. Из неё выходит премьер-министр мусаватского правительства, уважительно здоровается, а потом и говорит: "Хади-афенди, прошу вас, садитесь в машину. Вы нам нужны". Поэт многозначительно поглядел на него и ответил, качая головой: "Поезжайте! Поэту с министром не по пути!"

Рассказывал Алимамед Мустафаев и другую историю: "В девятнадцатом году, в канун праздника Новруз-байрам, местная интеллигенция - учителя, артисты, музыканты, поты и писатели - устроила торжественный вечер в честь женщин-мусульманок. Возле "Исмаилийе" я и Алиджаббар Оруджалиев, старейший деятель отечественного просвещения, встретили Мухаммеда Хади. Алиджаббар пригласил поэта на меджлис:

"Хади-афенди, завтра состоится собрание, посвящённое нашим женщинам. В школе Бадалбека. Прошу вас пожаловать". Хади спросил: "У вас с собой есть ручка и бумага!" Алиджаббар, удивлённо посмотрев на меня, вытащил из кармана записную книжку, вырвал лист и вместе с "вечной" ручкой протянул её Хади. Тот написал что-то на бумаге и протянул листок Алиджаббару. Прочитайте тот бейт от моего имени на вечере". Бейт был следующего содержания:

Вы, вскормленные молоком женщины,

Её с презрением отгородили от мира.

Мы продолжали упрашивать его прийти на вечер. Он кротко улыбнулся и развел руками: "Как я могу появиться среди образованной публики в столь неприличном наряде! Нет уж, увольте... Прочитаете стихи, того будет достаточно..." Он поседел, выглядел уставшим, изнуренным. Словно могучий дуб, сломленный грозой. Только глаза смотрели на мир столь же гордо и непреклонно. Он был готов погибнуть, но согнуть его не могла никакая сила на свете. Поэт открыто презирает тех, кто теряет свое собственное лицо, кто унижает и забывает о собственном достоинстве ради презренных благ.

Не станет пресмыкаться гордый ради

хлеба,

Ярма не примет благородный ради

хлеба,

Слез не прольёт в мольбе, голодный ради

хлеба,

От истины не отречётся ум свободный ради

хлеба.

Алимамед Мустафаев рассказывал: "В первые дни мая двадцатого года сидели мы с Хади в кафе "Чанах гала". Поели яичницу, выпили кофе. А выйдя из кафе и направившись в сторону Николаевской, повстречались с наркомом юстиции Алигейдаром Караевым. Увидев нас, он замедлил шаг, поздоровался. Хади сказал: "Я рад, что сумел дожить до благословенного часа и увидеть торжество свободы. Агахерим оглы Алигейдар, за всю историю человечества ещё никто и никогда не запрещал вино. А вы, большевики, запретили. Если вы сумеете избавить цивилизацию от той трагедии, от "того бедствия, я первым восславлю вас". - Он немного помолчал и добавил. - "Нигде не найдёшь вина. Однако, он сунул руку в карман и извлёк чекушку водки, - однако я нашёл. Приду к себе, выпью и позабуду обо всём на свете. Только не думай, что моя квартира похожа на один из этих величественных дворцов, которые вы экспроприировали у буржуев. Я живу в караван-сарае на Куба-мейданы, в комнатке, похожей на пещеру".

Мы попрощались с Караевым. Мухаммед Хади задумался, а затем стал негромко декламировать:

О ты, счастливец, день грядущий

увидевший,-воспомни нас,

На сей стезе тоской сожжённых

друзей воспомни в светлый час,

Приди на скромную могилу и прах слезою ороси.

И этот стих мой повторяя, печально стоны возноси:

- Восстань, почивший в тьме забвенья!

избавлен от ненастья мир!

Пришла желанная свобода, и воссиял от счастья мир!..

...Первая общественная библиотека-читальня в Баку была учреждена в сентябре 1896-го года по инициативе Наримана Нариманова. С этой целью благотворительное общество даёт в театре Гаджи Зейналабдина Тагиева специальное представление, вырученная сумма в размере 325 рублей передаётся на приобретение книг и инвентаря для библиотеки.

ЖИВОПИСЬ. Художник Амир-афенди Гаджиев рассказывал, как под воздействием общественно-культурной жизни России и Европы зародилось в Баку искусство живописи, появились первые профессиональные художники. Мы уже рассказывали о картинах Алибека Гусейнзаде "Биби-Эйбатская мечеть" и "У родника", которые можно считать одними из первых произведений национальной художественной школы. Однако Алибек Гусейнзаде был художником-любителем. А вот Азим Азимзаде, о котором пойдёт речь, явился первым профессиональным художником Азербайджана, основателем национальной школы карикатуры и шаржа.

Ещё во время учёбы в русско-татарской школе, Азим Азимзаде проявлял большую склонность к рисованию. Вскоре судьба улыбнулась ему. Работая курьером на мельнице миллионера Агвбалы Кулиева, он познакомился с художником Дуровым, которому был поручен интерьер роскошного особняка миллионера. Он строил его в центре города - на углу Персидской, Карантинной и Гимназической.

Агабала Кулиев, кстати, также происходил из бедной семьи. В детстве продавал на городских улицах и пристанях кутабы, которые пекла его мать. А когда подрос, открыл своё собственное дело: занялся куплей-продажей муки и зерна. Через несколько лет выстроил мельницу.